Шрифт:
Пробираясь в кустах таволожника, Андрей изумленно замер, увидев картину, от которой по коже мороз пошел. Большой серый еж, натопорщив иглы и подобрав лапки, живьем поедал с хвоста гадюку. Она металась в ужасе, била раскрытой пастью в иглы ежа, но только жестоко накалывалась и все больше уходила в острое рыльце врага. Жизнь ставила вопрос ребром: кто кого!
Когда по степи вытянулись вечерние стынущие лучи, Андрей повернул стадо к поселку. Мартемьяна Евстигнеевича вел, поддерживая под руку. А тот немного отошел и опять, вертя глазом, говорил без умолку, точно заведенный на все двадцать четыре часа.
У поселка Андрей передал его Гране. Она молча взяла старика под локоть, он ласково, но решительно отвел ее руку.
— Ты, доченька, наведи-ка самоварчик дома, а я на один секунд к Астраханкиным забегу, нутро горит...
Граня с укоризной покачала головой и отвела от Андрея глаза.
Свежеиспеченный пастух, видя, что доярки не обращают на него внимания, сразу же махнул к колодцу. Накачал полное ведро, бережно поднял на руках ко рту. Нет слаще колодезной ледяной воды, когда пьешь ее из ведра через край! Андрей, обливаясь, пил ее маленькими глотками, подолгу задерживая во рту. Он боялся ненароком простыть, напишут потом снова «молодой колхозник Ветланов стимулирует...» Интересно, кто эту «молнию» выпускал?
Андрей отправился купаться. Река уже куталась в сумерки, на вечерней воде выспевали редкие звезды. С Бухарской стороны доносилась перекличка дергачей. И тянуло огуречной свежестью лугов.
От воды поднималась по взвозу девушка. Андрей стал спускаться ей навстречу. Замедлили шаги, с любопытством оглядывая друг друга. Она была в спортивной блузке и в узеньких брючках. На плече белело полотенце. Волосы ее были убраны в сложную высокую прическу. Медленно разошлись, но через несколько шагов оба оглянулись и, словно уличенные в чем-то, мгновенно отвернули головы... Андрей засмеялся и, раздевшись, прыгнул в воду.
Дома у калитки он встретил Варю и удивленно развел руками:
— Сеструха, да у тебя, никак, новая прическа!
— У новой фельдшерицы точно такая.
«Так вот кого встретил у реки!» — понял Андрей.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
По улицам растекалось стадо. Мычали у калиток невстреченные коровы, голосисто зазывали хозяйки: «Чернавка! Чернавка!.. Зорька! Зорька!..» Под уральным яром весело вскрикнул пароходик, увлекая вниз баржи с алебастром.
Ирина плохо улавливала эти вечерние звуки. Заложенными за спину руками она прижималась к мшистому колодезному срубу и зябла то ли от глубинного холода, то ли от шума баб, скандально гремевших ведрами.
А их набиралось все больше.
— Ча хоть шумите, бабоньки? — сворачивала к колодцу очередная, оставив на дороге буренку.
— А ты, милая, сунь нос в колодезь, сунь!..
Та совала и зажимала его в кулаке.
— М-да, ноздри чисто гвоздодером выворачивает! Отчего бы это, бабоньки?
Ей наскоро объясняли, что фельдшерица бросила в колодец целую пачку хлорки, и вновь брались за Ирину с таким видом, будто ее здесь и не было.
— Больно вострая, ученая больно!
— Не говори, кума! Сколько годов черпали, и никакая хворь не приставала, а теперь беги с ведром черт-те куда
— Колодец нужно немедленно вычистить и оборудовать. Идите к председателю.
— У самой-то дедов беда, чай, загусло! Сходи!
— Я уже говорила с ним.
Вволю посудачив о «теперешних грамотеях», стали мало-помалу расходиться.
Ирина осталась одна. Сама не зная для чего, заглянула в колодец. Из сумрачной шахты тянуло зимой. В черной глуби, как оброненные монеты, желтели звезды. Достать бы одну на счастье!
Утром Ирина вышла из амбулатории с намерением оглядеть поселок. Зашла в пустую, пахнущую краской школу, в детские ясли, в библиотеку, даже на ферме побывала. Встречали ее не то чтобы плохо, но и не с восторгом.
Это обижало. Ради них она отказалась от положенного после медучилища отпуска, приехала сюда на месяц раньше срока. А они... Взять хотя бы этот колодец на площади. Плавают в нем и щепки, и мусор. И воду достают каждый своим ведром — кто чистым, кто грязным.
Она — медик, как ей было поступить? Ее ж и охаяли: в этом-де колодце самая лучшая вода, а ты его испоганила, такая да сякая!
Ирина шла в амбулаторию, почти не замечая встречных. Две старухи, пропустив ее, остановились и смотрели вслед сварливыми свекровушками.
— Это как теперь прозывают их, сваха? Стельными, что ли?
— Да вроде бы... Докторша новая...
— Слышно, ведет себя больно высоко... Ногами-то, погыльди, как сучит! Ровно спутанная.
— Юбки ноне пошли... Черт показал моду, а сам спрятался в воду.