Не спеши, напомнил он себе. Он хотел насладиться каждым мгновением, каждым прикосновением, каждым вздохом.

Макензи в его объятиях.

Ее сердце колотилось под его ладонью, и одно это казалось ему чудом. Она с ним, она его хочет. И сегодня вечером эта женщина, его единственная женщина, утолит, наконец, мечты мальчишки, желания мужчины.

Не отрываясь от Макензи, Картер скинул туфли, схватил зубами лямку бюстгальтера, стянул ее с прелестного плеча.

Мак выгнулась, содрогнулась.

Наслаждение, думал он. Дарить так же прекрасно, как брать. Он хотел доставлять ей наслаждение, утолять ее желания и смотреть, смотреть, смотреть на нее. Едва сдерживаясь, он расстегнул ее бюстгальтер, не переставая ласкать ее бедра.

— Картер. — Она накрыла ладонью его ладонь, словно подгоняя его, но он отступил и снова повернул ее лицом к себе.

— Прости. Не сейчас.

Эти волшебные глаза, в которых сейчас бушевали бури, эта фарфоровая кожа, пылающая от страсти. От страсти ко мне, думал он. Еще одно чудо. Мак отчаянно впилась в его губы.

Подожди, думал он, хотя кровь стучала в висках. Подожди еще немного.

Он подтолкнул ее на кровать и вытянулся рядом.

— Сапоги…

— Отличные сапоги.

Картер опустил голову и стал губами ласкать ее груди.

Мак содрогнулась, судорожно вздохнула. Последние мысли покинули ее. Остался только он и то, что он ей дарил.

Медлительные ладони, ловкие губы блуждали по ее телу, вызывая новые, незнакомые ощущения, не давая дышать.

— Я не могу. Я не могу.

— Все хорошо.

Оргазм взорвался в ней. Она приподнялась и упала не в силах справиться с накатывающими волнами света и тени, и безумия. И когда Картер наконец скользнул в нее, они застонали вместе.

И, продолжая сводить их обоих с ума, он смотрел в ее глаза, потемневшие, затуманившиеся.

— …Макензи, — выдохнул он, растворяясь в ней, в ее глазах, в ее теле. Просто «Макензи».

И дно омута.

Опьяненная, одурманенная. Ей казалось, что она никогда не сможет пошевелиться. Даже пальцы казались неподъемными. Зато удалось вздохнуть. Какое счастье. Она точно знала, что переставала дышать, когда Картер…

Стирал ее с лица земли. Вот!

Даже сейчас, когда он распластался на ней, как жертва лобового столкновения, а их взбесившиеся сердца колотились в унисон, он ласково касался губами ее шеи.

— Порядок? — спросил он.

Порядок? Он выжил из ума? Порядок — это когда поскользнешься на льду и успеешь восстановить равновесие, не сломав лодыжку. Порядок — это когда нырнешь в теплую ванну после тяжелого дня.

И никакого порядка, когда твое тело словно вывернули наизнанку, а потом — спасибо большое — вывернули обратно.

— Да. — А что еще она могла сказать? — А ты?

— М-м. Макензи. Голая. В моей постели. Со мной. Я в полном порядке.

— А я все еще в сапогах.

— Да. Еще лучше. Прости, я, наверно, тяжелый.

Он скатился с нее и прижал к себе.

— Картер, ты почти такой же костлявый, как я. Ты не тяжелый.

— Я знаю… о костлявости, я имею в виду. И ничего не помогает. Кор… как-то меня уговорили заниматься с личным тренером. Но где взять время? Я генетически не настроен на мощную мускулатуру.

— У тебя привлекательная худощавость. И не позволяй никому принижать себя. Кроме того, ты управляешь своим телом, как портовый грузчик.

— Все для тебя, — ухмыльнулся он. — Ты такая красивая.

— Я не красивая. Как профессионал я это точно знаю. У меня интересное лицо, и я умею подчеркивать его плюсы. Я худая, но в хорошей форме, хотя тоже не люблю тренажеры. И вообще, я как вешалка. Любая одежда на мне хорошо смотрится.

— Ты красавица. И не позволяй никому принижать себя…

Мак засмеялась, прижалась к нему.

— Профессор, тебе не кажется, что мы в порыве благодарности осыпаем друг друга комплиментами?

— Ты всегда была красавицей. У тебя рыжие волосы и русалочьи глаза. И ямочки на щеках. — Он подумал, что еще минут пятнадцать, и он оближет ее, как мороженое и снова доведет до оргазма.

Улыбаясь, Мак смотрела на его расслабленное лицо, закрытые глаза. Наверно, он такой, когда спит. И если проснуться раньше его, то таким она его и увидит.

Она лениво провела пальцем по его подбородку.