Мари Поллок была высокой женщиной с молочно-белой кожей, худой, но крепкой, с безмятежным и добрым характером. Очень терпеливая, она обладала кипучей энергией, составлявшей резкий контраст с ощущением невозмутимого спокойствия, которое производила при первом впечатлении.

Одежду мама Оксы всегда носила простую и неброскую, как она сама, предпочитая чистые линии и гармоничную расцветку. Этим вечером на ней было очень милое шелковое сине-серое платье, а волосы были собраны в свободный пучок. Окса заметила, какой у матери озабоченный вид и морщинка на лбу. Устала, наверное…

Следует сказать, что за последние несколько дней все следы их недавнего переезда начисто исчезли. Никто бы не поверил, что Поллоки едва здесь поселились. Мари работала, как проклятая, чтобы добиться такого результата…

Годы, проведенные в Китае, сильно повлияли и на ее характер и вкус. Она оформила их гостиную в азиатском стиле, придавшему помещению необычный, экзотический вид. В соседних домах-близнецах царили кружева, цветочные набивные ткани, кожаные или обитые тафтой кресла. Но у Поллоков все было совершенно иначе.

Возле камина стояла статуэтка из серого камня, изображавшая мандарина, взирающего на домочадцев с таким выражением, будто он желал управлять всем хозяйством. На полу, под низеньким красным лакированным столиком со стоящим на нем большим букетом анемонов, лежала бамбуковая циновка. На потолке висел огромный светильник из промасленной бумаги, отбрасывая золотистый свет на стены, украшенные масками Пекинской Оперы, каллиграфическими свитками и фотографиями Оксы.

Надо сказать, что внутреннее убранство нижних этажей, а также барочных апартаментов Драгомиры радикально контрастировало с фасадом здания. Окса любила эти контрасты, они соответствовали ее семье. И ее теперешней жизни…

Девочка пристроилась на обитом черной парчой полудиване у окна напротив Мари, которая внимательно выслушала ее отчет о школьных успехах. Покончив с математикой и английским, Окса присела к матери под бочок, ласково взяла в руки длинную прядь ее волос и, уютно приткнувшись к ее плечу, вдохнула запах материнских духов с ароматом горечавки. И через пару минут, уставшая за этот трудный день, и убаюканная теплом мамы, девочка уже спала, безразличная ко всему происходящему.

Когда Окса открыла глаза, то обнаружила, что по-прежнему лежит на полудиване в гостиной. Теперь комнату освещали только свет фонарей на площади, проникавший сюда через окна. Она была накрыта расшитым цветами лотоса одеялом, а под ее головой лежала мягкая подушка.

— Мама?

Ответа не последовало. Окса села, слегка осовевшая от сна. Потом включила лампу и посмотрела на часы. Девять часов вечера. Она проспала всего лишь какой-то часик. Идти уже совсем спать, или ей хватит пороху заняться еще чем-нибудь? Окса сама толком не знала…

Окса рассеянно швырнула в камин маленький файербол, чтобы снова разжечь потухший огонь.

— Есть! — она победно сжала кулак.

И тут увидела на столе большой лист бумаги. Мама оставила ей записку.

Окса хмуро собрала школьные принадлежности и поднялась к себе. Напялила пижамные штаны и футболку, почистила зубы, по-прежнему раздумывая, лечь спать или нет.

— Схожу-ка я, чмокну бабулю…

Окса не видела бабушку со вчерашнего дня, с того момента как та натерла мазью синяк у нее на животе. Окса машинально задрала футболку, чтобы посмотреть, как там гематома.

— О-о-о! Это что еще за фигня?

Мазь здорово помогла, потому что синяк, бывший еще недавно иссиня-черным, побледнел, став желтовато-коричневым. Но контур вокруг пупка сохранился, превратившись в идеальную восьмиугольную звезду высотой примерно сантиметров пять. Линии ее были очень четкими, словно нарисованными по линейке фиолетовым фломастером.

Кожа на животе Оксы немного припухла, но никакой боли она больше не чувствовала. Заинтригованная и озадаченная, Окса направилась к лестнице и поднялась к бабушке.

Окса остановилась на лестничной клетке и прислушалась. Из-за двери доносились голоса, там явно велась очень серьезная дискуссия. Несколько человек негромко разговаривали, У некоторых это получалось хуже, то есть громче, поскольку обрывки фраз доносились до нее даже через закрытую дверь.

«Странное дело, — подумала Окса. — Похоже, они там совсем не лучатся весельем…»

Она подошла поближе и заглянула в замочную скважину. Драгомиру с косой, уложенной вокруг головы короной, она узнала со спины. Рядом с ней, застыв в кресле, сидел отец. Напротив — какая-то незнакомая темноволосая женщина, и, нахмурившись, внимательно смотрела на Павла. Еще Окса услышала голос, который определила как принадлежавший Леомидо, брату Драгомиры.