– Эй! – услышал я хриплый возглас. В детстве родители учили меня откликаться только на собственное имя, а не на всякие там клички и междометия. Меня звали не Эй. Я перешагнул через ступню и пошел дальше.

Владельцу грязного коричневого ботинка это не понравилось. Что было выражено пинком в мою правую икру.

– Эй, русский! – услышал я угрожающий хрип в спину. – Куда идешь? Водки нет, девочек нет, травки нет. Пошел вон отсюда!

Сидевшие за ближними столиками вьетнамцы одобрительно закивали. Им явно не нравилось, когда русские беспокоили их в неурочный час. Кто-то схватил меня за полу плаща и потянул назад, негромко повторяя:

– Иди, иди! Чего пришел?!

Я не хотел, чтобы мой плащ разодрали на кучу лоскутков, и хлопнул по назойливой желтой пятерне. Раздался вой, как будто я только что отрубил несчастному руку по самое плечо. Стало понятно, что в ближайшие шестьдесят секунд мне надо или успеть выскочить из «Золотого дракона» на улицу (где ненамного лучше), или вспомнить, куда я засунул свой медицинский страховой полис (если медицина сумеет что-то сделать с моим телом после того, как пятьдесят разъяренных вьетнамцев покажут мне на практике, что Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе они сходятся, лишь держа дубину за спиной).

Но тут из-под стойки бара вынырнул Старый Ли и вежливо сказал:

– Добрый вечер, Костя.

И все немедленно обо мне забыли. Все уткнулись в свои тарелки, присосались к маленьким бутылочкам рисовой водки, погрузились в чрезвычайно важные разговоры.

Старый Ли взял меня под руку и церемонно провел в свой кабинет, отделенный от зала железной дверью, узким коридором и еще одной железной дверью.

Мы сели в кресла друг напротив друга. Ли закурил что-то ароматное, явно произведенное не компанией «Филип Моррис» и никем из легальных производителей табачных изделий. Мне были предложены белый мартини и кусочек жареной рыбы со специями. Я не отказался.

– Ты не позвонил заранее, – констатировал Старый Ли, любуясь гобеленами на стенах своей каморки. – Случилось что-то экстренное?

– Не так чтобы очень... Но помочь разобраться в этой ситуации можешь только ты.

Ли довольно расплылся в улыбке. Он любил, когда собеседник подчеркивал его, Старого Ли, исключительность. Это было действительно так. Ли отличался от большинства вьетнамцев, населявших один из микрорайонов в западной части Города. Ли приехал в Город еще в середине семидесятых, присланный вьетнамским комсомолом на учебу в политехнический институт. Проучившись положенные шесть лет, Ли не стал торопиться возвращаться на родину. Он женился на своей сокурснице, получил работу, комнату в общежитии для семейных... Как выяснилось впоследствии, создание здоровой советской семьи вовсе не было целью Ли. Его интересовал бизнес. И как только Ли получил официальный статус местного жителя, он постарался развернуться, заведя обширные связи с фарцовщиками, валютчиками и прочими энергичными людьми теневой экономики. К тому моменту, когда создание кооперативов разрешили законом, Ли был подпольным миллионером.

Поэтому он не одобрил действий своих более молодых соплеменников, которые в начале девяностых годов стали делить сферы влияния в Городе с местными бандитами, используя весь обычный набор: поджоги, взрывы, убийства, похищения... Старому Ли это было не нужно. У него уже было все. И он лишь старался не потерять заработанное ранее. Ради чего ему приходилось быть очень вежливым и доброжелательным со всеми: от официальных властей и бандитов Гиви Хромого до налоговой инспекции и молодых вьетнамских бизнесменов, торговавших в Городе нелегально произведенной водкой. Старый Ли мог договориться с любым. И он договаривался.

Иной раз, приходя к Старому Ли, я видел весьма солидных людей, которые сидели в «Золотом драконе» за маленькими замызганными столиками и ждали своей очереди на прием к Ли. А тот никогда никому не отказывал, но никогда и не упускал своей выгоды.

Круглолицый, морщинистый, вечно улыбающийся Ли выглядел азиатским Санта-Клаусом, который делает подарки круглый год. Только вот подарки у него просят отнюдь не детишки, а взрослые деловые мужчины. И бороды у Старого Ли не наблюдалось – только жиденькая полоска усов над верхней губой.

– Это нужно лично тебе? – спросил Ли. – Или работаешь на кого-то?

– Работаю, – сказал я.

– Тебе я помог бы бесплатно, – развел руками Ли. – Но раз речь о ком-то незнакомом... Сколько ты можешь дать? Скажем...

– А знаешь ли ты ответ на мой вопрос? – перебил я Старого Ли. – Обсуждать твой гонорар, когда еще неизвестно, туда ли я пришел... Это как делить шкуру неубитого медведя.

– Костя, – ласково сказал Ли, – ну зачем ты обижаешь пожилого человека, ветерана войны с американским империализмом? Неужели было такое, чтобы ты спросил, а я не ответил? Чтобы ты пришел с печалью и не ушел с радостью? У меня всегда было что тебе сказать. А и даже если сейчас я ничего тебе не скажу, то к рассвету я буду знать достаточно. В нашем мире люди не умеют хранить секреты. А я пока еще не разучился слышать и запоминать.

– Женщина попросила меня помочь, – сказал я, допивая мартини.

– Так-так, – Ли поощрительно кивнул головой.

– Женщину ограбили двое твоих земляков.

– Ох, как нехорошо! – возмутился Ли. – Грабить женщин!

– Твоих земляков трудно винить. Мало кто удержался бы от соблазна: на той женщине висело золота и камней на десять тысяч баксов.

– Надеюсь, твоя знакомая не пострадала? – Старый Ли прижал ладони к груди, всем своим видом демонстрируя глубокое сожаление. – Ей не был причинен вред?