Горький голос памяти спешил согласиться с этим, но другой голос — более тихий, но более сильный — возражал. Этот голос был дыханием молодняка, сопящего под боком у Ратхи.

«Начало, — сонно думала Ратха, чувствуя прилив надежды. — Возможно, настало время начала...»

С тех пор Ратха днями и ночами лелеяла своих детей и свою мечту, и все ее питомцы быстро росли и набирались сил. Она пыталась поделиться своими замыслами с Костегрызом, но того малыши больше интересовали сами по себе, чем как основатели будущего племени.

После того, как Ратха позволила Костегрызу приблизиться к детям, он показал себя любящим и преданным отцом, а также неутомимым добытчиком.

Поначалу он обращался с котятами осторожно и предупредительно, стараясь развеять последние опасения Ратхи. Но вскоре котята уже вовсю ползали и по отцу, и по матери. Они бодали Костегрыза головами в живот, сосали его шерсть и бесконечно охотились за его хвостом.

После того как малыши открыли глазки, Ратха смогла оставлять их с Костегрызом и уходить охотиться. Отец с детьми оставались в логове, а Ратха бегала по лугу, с наслаждением разминая застоявшиеся мышцы и освежаясь под ветром и солнцем. Во время этих отлучек она неотступно думала о том, как будет обучать своих детей пастушеству.

Первым делом она найдет одинокую пестроспинку, скажем, старую или раненую, отбившуюся от стада. Она научит малышей ухаживать за маленькой лошадкой, покажет им, как пасти и поить ее, как не дать убежать. После этого Ратха поймает пестроспинку с жеребенком. Они положат начало их маленькому стаду.

«Такие умные котята, как у меня, — с гордостью думала Ратха, — будут все схватывать на лету. Очень скоро они превзойдут меня, а уж когда у них появятся собственные дети...»

Каждый день Ратха пристально следила за котятами, с нетерпением ожидая увидеть первые признаки их выдающихся способностей. Особенно внимательна она была к своей дочке, упрямой маленькой разбойнице, которая проявляла такую агрессивность ко всем шевелящимся поблизости предметам, в том числе и к колючим, что получила имя Охотница-на-Чертополох.

Костегрыз прозвал так свою неукротимую дочку после того, как несколько раз вытаскивал острые колючки, неизбежно оказывавшиеся в нежном маленьком носике после очередной охоты.

— Мне кажется, она ничему не учится, — ворчала Ратха, глядя, как Костегрыз утешает скулящую малышку.

— Научится, — невозмутимо отвечал он, выпуская дочку и убирая от нее свой хвост. Лишившись заманчивой дичи, Охотница-на-Чертополох убегала к братьям.

Ратха зорко наблюдала за тем, как ее котята бегают друг за другом и прыгают на пролетающих над землей насекомых. Они были сильны, отважны и проворны. С того самого дня, когда они впервые покинули материнское логово, они только и делали, что тренировались красться и прыгать на добычу.

Все четверо были прирожденными охотниками. И постепенно горькое разочарование стало закрадываться в сердце Ратхи, заглушая ее гордость. Охота — это, конечно, очень важно, но существуют и другие, не менее важные, занятия, к которым ее котята проявляли полное равнодушие.

Ратха, как могла, боролась с тревожными предчувствиями.

«Они еще слишком малы. Дай им время», — твердил внутренний голос, вторя словам Костегрыза.

Ратха вздыхала. Чего она ждала от малышей? Ратха не могла определенно ответить на этот вопрос. Ей не на что было опереться, кроме воспоминаний о собственном детстве. Но какими бы туманными ни были эти воспоминания, они казались Ратхе совершенно не похожими на то, что она видела в своих детях.

«Когда я начала осознавать окружающий мир? — часто спрашивала себя Ратха. — Когда заговорила? Я все время разговариваю с Охотницей-на-Чертополох и с остальными, но никто из них мне даже не отвечает, не говоря уже о том, чтобы повторять за мной!»

Костегрыз был ей плохим советчиком, он только твердил, что надо набраться терпения.

— Ты слишком нетерпелива, Ратха. Ты ищешь того, чего пока нет, — неизменно говорил он, вглядываясь в ее встревоженные глаза.

Ратха смотрела на Охотницу-на-Чертополох, которая жалобно льнула к отцу, подставляя ему свой нос, расцарапанный после очередной встречи с ее колючим тезкой.

— Сколько тебе было, когда ты начал разговаривать? — спросила Ратха у Костегрыза.

— Старше, чем она, это точно.

— Ты помнишь?

— Нет. — Он обнюхал дочку и поднял глаза на Ратху. — Не торопись, Ратха. Очень скоро она перестанет быть такой, как сейчас. Радуйся, пока есть возможность!

Ратха понимала, что он прав, но не могла избавиться от грызущих сомнений. Она смотрела на Костегрыза и малышку, почти завидуя их счастью.

Костегрызу было все равно, какой вырастет Охотница-на-Чертополох, и что она будет делать!

Он был счастлив просто играть с ней, баловать и утешать, не требуя ничего, пока она не подрастет.

Ратха старалась быть терпеливой, но у нее была мечта, и эта мечта не давала ей покоя. Каждый день, пока весна медленно переползала в лето, она мучительно следила за своими детьми, пытаясь найти в них задатки чего-то большего, чем инстинктивная способность к охоте. Она ликовала, когда Охотница-на-Чертополох и ее братья начали подражать ее словам и жестам. Но первый прилив гордости быстро иссяк, когда Ратха убедилась, что ее дети совершенно не понимают, что звуки, которые они повторяют, могут иметь какой-то иной смысл, кроме получения похвалы и угощения. С тех пор Ратха окончательно уверилась в том, что ее дети отстают в развитии, и эта догадка терзала ее, как блоха в шерсти. Отныне летний ветерок стал казаться ей студеным ветром, а золотой солнечный свет потускнел.