Макаллистер знал… Все это время… Побледнев, она резко встала.

— Ты знал, — ее голос дрожал, — и ничего мне не сказал. Как же ты, наверное, смеялся, думая: вот дура! А в книжном ты заявил, что мы могли бы быть друзьями…

Он тоже встал со своего стула и протянул ей руку.

— Стеф, я…

Она оттолкнула его руку.

— Друзья! Позвольте мне сказать вам кое-что, мистер Макаллистер, о друзьях. Друзья не лгут, друзья не притворяются, и друзья ничего не скрывают. — У нее в глазах вдруг защипало. — И вы — последний человек, которого мне хотелось бы иметь своим…

— Я не сказал тебе, потому что это было не мое дело. — Его лицо стало серьезным. — И я не смеялся над тобой. И не считал тебя дурой. Если ты думаешь, что я способен на такое, то ты действительно дура.

— Я не знаю, что ты за человек, — отрезала она, — потому что ты и это скрываешь!

— Успокойся, Стеф. Я знаю, что у тебя было тяжелое время, но…

Успокойся. Именно это сказал ей Тони, когда она узнала о нем правду и он хотел избежать сцены. Тогда ей было наплевать, как она выглядит со стороны. Сейчас все было по-другому.

— Ох, уйди, — она едва смогла выдавить эти слова, — просто уйди и оставь меня одну.

Макаллистер сунул руки в карманы брюк. Она видела сочувствие в его глазах, и ей бы даже хотелось броситься в его объятия и найти там успокоение, но гордость не позволила. Так они и стояли, впившись глазами друг в друга, не в силах пошевелиться. А потом он повернулся и ушел. Но перед этим едва слышно произнес:

— Хорошо. Я уйду. Но следующий ход — твой.

Макаллистер держал свое слово. Он не приближался к ней. Даже после того, как заиграл оркестр и начались танцы.

Нельзя сказать, что она сидела в одиночестве. Совсем наоборот. Она пользовалась успехом и каждый танец танцевала с новым партнером. Стефани скрывала свое несчастье за маской смеха и веселья. Для постороннего взгляда она была просто королевой бала.

Каким-то образом ей удавалось поддерживать эту игру весь вечер. Около половины первого ночи она отлучилась в дамскую комнату, чтобы освежиться, и, вернувшись, обнаружила, что столик опустел. Садясь, она оглядела танцплощадку из-под ресниц. В этот момент к ней подошла Джойс, которая не только заметила ее взгляд, но и правильно его истолковала.

— Он вон там, — указала она. — Танцует с младшей сестрой Джины, Эми. Он действительно нечто, этот Макаллистер, не правда ли? Кто бы заметил эту тихоню у стены — по пальцам можно пересчитать! А он пригласил ее танцевать!

Стефани вымученно улыбнулась и с притворным равнодушием ответила:

— Да, я видела, как он ее приглашал, — до того, как ушла в туалет.

Несмотря на ее сопротивление, Деймиан вытащил двенадцатилетнюю девчонку танцевать, и сейчас она вся светилась от счастья. Ее хвост летел по воздуху, скобки на зубах блестели от широкой улыбки, а щеки разгорелись.

— Он хороший человек, — сказала Джойс. — Очень хороший.

Стефани не сразу ответила. Тут подошли муж Джойс, Анджело, и его брат Карло, и у них завязалась беседа. Стефани снова смотрела на Макаллистера. Джойс права. Он хороший человек.

Совершенно неожиданно у нее в глазах защипало от слез. Он хороший человек… А она — идиотка. Почему она не успокоилась, когда он ее просил? Почему не попыталась посмотреть на вещи с его точки зрения? Все, что он делал, было из лучших побуждений, потому что он думал о ней.

Стефани вытащила из сумочки платок и вытерла слезы раскаяния, от которого у нее разрывалось сердце. Она сама испортила вечер, который мог быть таким прекрасным, испортила своей раздражительностью и гордостью. Стефани вернула платок на место и защелкнула сумочку. Хватит ли у нее мужества подойти к нему? Извиниться? Или слишком поздно? Может, он уже нашел себе какую-нибудь другую девушку, пока она наслаждалась своей неприступностью?

Она повернулась и оглядела танцплощадку. Танец закончился. Эми сидела со своими родителями. Она запаниковала. Где же Макаллистер? Он ведь не мог уйти?..

О Господи! Она почувствовала, что тонет в собственном отчаянии. Уже погрузившись в него с головой, она осознала, что кто-то тронул ее сзади за плечо. Прежде чем повернуться, Стефани уже знала, кого увидит. От этой уверенности даже голова закружилась.

— Стефани? — Макаллистер приглаживал растрепавшиеся от танцев волосы рукой.

Глаза его были полны печали. Оркестр играл «Оставь последний танец для меня». Он протянул руку и улыбнулся, сердце Стефани перевернулось. Она встала.

— Мне так жаль, — прошептала она.