Немцы выпустили и довели до всех авиационных полков перехватчиков секретную инструкцию, которая включала картины помех при выключенном радиолокаторе и вид сигналов от целей на различных расстояниях до бомбардировщика.

В начале 1945 года мы получили трофейные передатчики РЛС Ме-110 и огромные антенны на диапазон 2—3 метра, которые доставали почти до земли. Казалось, что с восемью такими вибраторами самолет не может даже подняться в воздух, но Ме-110 успешно летали.

В самом конце войны у меня появилась идея создания «противоядия» РЛС Ме-110. Я обращался с предложениями к своим руководителям, к маршалу авиации Скрипко, заместителю командующего Авиацией дальнего действия, но никто из них не отреагировал, а война тем временем кончилась. Наступило мирное время, и, казалось, продолжения у этой истории не будет. Но в 1952 году мои изобретения были востребованы, так что жертвы 1944 года не были напрасными.

Дипломную практику я проходил в НИИ ВВС, где соорудил высокочастотную часть приемника, которую по достоинству оценил на защите полковник Неустроев, начальник радиолокационного отдела НИИ ВВС. Благодаря Неустроеву я попал в этот замечательный научно-исследовательский и испытательный институт в отдел испытаний радиолокационной техники и проработал в этом институте всю жизнь. С полковником Неустроевым нас связывает давняя дружба.

В первые же дни службы в НИИ ВВС я оказался свидетелем небывалого испытательного полета, который проводил рядовой летчик Афоня Прошаков. Ему было поручено испытать на прочность шасси нового истребителя. Шасси при таких испытаниях могли сломаться, и это привело бы к катастрофе, поэтому на аэродроме сосредоточились машины «скорой помощи», пожарной и других служб. При посадке самолет разлетелся на куски: удар, искры, огонь, пыль столбом. Мы бросились к месту посадки, не надеясь увидеть летчика живым. Но тут из-под обломков вылез Афоня, ругая злополучные шасси на чем свет стоит и отряхивая от пыли комбинезон.

В НИИ ВВС меня подключили к испытаниям прибора невидимого боя ПНБ-4, разработанного 4-м спецотделом НКВД («Шарашка№ 4»). Станция выглядела современно. ПНБ-4 производил хорошее впечатление и очень отличался от отечественных станций РСБ-4 и других, которые мы изучали в академии. В сопровождении охранников НКВД в НИИ ВВС прибыли знаменитый академик Куксенко и создатель отечественных радиостанций «Коминтерн» и ряда других академик Минц. Академик Минц очень вежливо поздоровался со всеми присутствующими и с большим волнением сказал:

— Я создал радиостанцию «Коминтерн» и самую мощную в мире Куйбышевскую радиостанцию, а вот с этой маленькой самолетной станцией мы ничего не можем сделать — в каждом полете станция дает сбои.

А вся беда была в том, что работающая на земле станция отказывала из-за пробоя высокого напряжения в передатчике. По-видимому, все дело было в плохой герметизации передатчика. Помню, что в передающей части ПНБ-4 стояли мощные английские радиолампы НТИ-99. Нужно сказать, что многие детали ПНБ-4 были английского или американского происхождения — в 4-м спецотделе НКВД проблем с деталями или материалами не было.

Позже мне объяснили, что такое «Шарашка НКВД». Якобы Сталин, обеспокоенный неизбежностью войны, был недоволен слишком длительными сроками создания новой техники и тем, что иностранная разведка проникает в наши КБ, крадет их идеи и изобретения. Он вызвал к себе Лаврентия Берия. Берия доложил, что знает, как заставить конструкторов работать и одновременно повысить секретность их деятельности: «Я их арестую и заставлю трудиться в специальных КБ по специальности: Туполев будет делать самолеты, адмирал Берг и Минц — радиоэлектронику и так далее».

Так и появились эти «Шарашки НКВД». С благословения Сталина Лаврентий Берия собрал в эти «Шарашки» и тех, кого при Ежове сослали в «места не столь отдаленные», например, с Колымы был вызволен знаменитый Королев и многие другие.

Надо сказать, разведка у Берия работала исключительно. Работая в НИИ ВВС, я видел, как быстро в ту пору приходили в Советский Союз шпионские материалы по вооружению самолетов Б-29, РБ-50. К нам в отдел пришел огромный, толстый том описания американской хвостовой прицельной станции AN/APG-15. Это была явно шпионская фотокопия описания станции: на профессионально выполненных фотографиях были видны плоскогубцы и другие тяжелые предметы, которые удерживали страницы книги во время съемки.

Для хвостовой стрелковой установки американцы создали очень изящную компактную РЛС. Антенна AN/APG-15 в виде шара была подвешена к стволам пушечной установки самолета, у хвостового стрелка-радиста располагался небольшой экран, и по равносигнальной зоне стрелок мог прицеливаться. Идея была просто гениальной, но, к сожалению, наши товарищи, которые никогда не считались с затратами на военную технику, почему-то вместо того, чтобы взять за основу эту компактную и недорогую станцию, заказали промышленности колоссальную автоматическую станцию «Аргон» весом около 300 килограммов, которая устанавливалась в хвосте самолета-бомбардировщика. Антенна «Аргона» сканировала пространство и следила за возможными приближающимися истребителями-перехватчиками. Но когда цель входила в зону, станция должна была ее «захватить» другой антенной (прицельной, как у AN/APG-15) и автоматически открыть огонь. Такая громоздкая станция была менее эффективна, чем AN/APG-15.

«Аргон» работал настолько плохо, что истребитель во время испытаний сплошь и рядом заходил в зону РЛС, станция не успевала его захватить, и он запросто настигал бомбардировщик. Тем не менее «Аргон» был запущен в производство, и на его изготовление шли миллионы рублей.

Отмечу, что главнокомандующий ВВС не был согласен с созданием такой станции. И когда ему принесли многотомный отчет по испытаниям «Аргона», он спросил:

— Отчет огромный, я вижу, а что об этой станции в стихах сказано?