Вместо полка был сформирован запасной стрелковый батальон, который через неделю также убыл на фронт, на этот раз в Восточный сектор, после чего полк сформировали во второй раз.

Сама Приморская армия также, как могла, пыталась пополнять некомплект личного состава за счет внутренних резервов. По решению Военного совета армии был «пересмотрен весь красноармейский и младший начсостав тылов армии и дивизий, откуда были изъяты и переданы в боевые части бойцы молодых возрастов, и взамен их были даны бойцы более старших возрастов, причем все тыловые подразделения были оставлены в сокращенном составе, которые со своими задачами вполне справлялись» [144] .

Сокращения штатной численности затронули и начсостав Приморской армии. Особенно радикальными они оказались в Полевом управлении штаба армии, где было сокращено 58 % личного состава. Все сокращенные были отправлены на вакантные командные должности в боевые части.

Одновременно было произведено и изъятие большей части табельного оружия из тыловых подразделений, которое «немедленно было передано в боевые части, где ощущалась острая нужда». При этом выяснилось что во многих тыловых подразделениях, даже в госпиталях и квартирно-эксплуатационной части, обнаружилось значительное количество неучтенного оружия, в том числе и остродефицитного автоматического. В различных службах и учреждениях тыла армии, в госпиталях и квартирно-эксплаутационной части изымались автоматические винтовки, пистолеты-пулеметы Дегтярева [145] и даже станковые пулеметы.

За время обороны Одессы в ней было сформировано 29 новых частей, в том числе одна дивизия [146] , один полк, 4 отдельных батальона, 9 отдельных рот, 3 отряда и 3 бронепоезда.

В то же время на протяжении всей обороны города отношение командования армии к призванным в нее одесситам было устойчиво негативным [147] и оставалось таким даже почти через полгода после окончания обороны города, в марте 1942 г. когда, отчитываясь о деятельности отдела укомплектования штаба Приморской армии командование армии отдельно указало, что «отмечая хорошие, высокие боевые качества пополнения, прибывшего с маршевыми ротами из СКВО, следует отметить, что среди пополнения, призванного по г. Одессе, оказалось немало лиц, проявивших трусость, дезертирство и сдачу в плен».

Во время обороны города командование армии стояло на еще более жестких позициях по отношению к одесситам. 11 октября отозванные из всех частей красноармейцы-одесситы были заблаговременно эвакуированы из Одессы, за день до того, как приказ об эвакуации был доведен до командиров всех частей [148] .

Приказов, донесений или каких-либо других документов, поясняющих причины возникновения такого поведения командования армии, мне обнаружить пока не удалось. Защитники Одессы защищали город с исключительной самоотверженностью, и в условиях организованно и последовательно ведущейся обороны города фактов переходов к врагу и сдачи в плен было довольно мало. По всей Приморской армии за весь 73-дневный период обороны зарегистрировано всего 336 подобных случаев. При этом массовых случаев перехода на сторону врага зафиксировано не было. Наибольшими были переходы 7–10 человек [149] Были зафиксированы случаи подобного поведения бессарабцев, и даже сотрудников органов НКВД, информация же о подобных случаях среди одесситов на настоящий момент мне не известна.

Как бы то ни было, подавляющее большинство сражавшихся с врагом жителей города честно выполнили свой долг перед Родиной и вместе со всеми заплатили высокую цену за победу.

Из 16 743 одесситов, добровольно ушедших на защиту города и призванных по мобилизации, 11 октября на транспортах «Земляк», «Чехов» и «Волга» было эвакуировано не более 4 тыс. человек.

В то время как части Одесского оборонительного района вели жестокие бои с противником на оборонительных рубежах города, тылы армии жили своей особенной жизнью, законы которой не всегда диктовались только сложившейся в осажденной Одессе обстановкой.

Во время самых ожесточенных боев в конце августа группа контроля при Военном совете ООР занималась тем, что она называла «ликвидацией случаев политической беспечности и повышение революционной классовой бдительности».

Повышение бдительности осуществлялось ловлей тыловых работников на том, что они допускали представителей этой самой группы к исполнению ими своих служебных обязанностей [150] по контролю, не требуя у них удостоверений личности.

Таким путем было выявлено немало проявивших «политическую беспечность и благодушие». Среди «утративших высокое чувство ответственности за сохранение военной государственной тайны, за повышение революционной и классовой бдительности» оказались начальник тыла 2-й кавдивизии, начальник головного обувно-вещевого склада Приморской армии, командир 136-го запасного стрелкового полка и другие «большие и малые начальники».

Учитывая статус проверяемых персон, никаких оргвыводов сделано не было, если не относить к таковым предупреждение командующего ООР, что «впредь за проявление подобных безобразий буду привлекать к суровой ответственности вплоть до отстранения от должности» [151] .

Вместе с тем, даже по линии политико-воспитательной работы в среде начсостава Приморской армии имелись куда более серьезные проблемы. В результате невыносимо тяжелых условий на передовой процветало пьянство. Насколько широко оно было распространено среди командного состава, можно судить по сообщениям командования ООР о том, что «в последнее время наблюдаются случаи, когда некоторые командиры и политработники занимаются чрезмерным употреблением спиртных напитков, в результате чего в нужный момент оказываются не способными руководить боевой деятельностью вверенных им частей».