Надежда Игоревна Рыженко уже который час составляла обвинительное заключение по уголовному делу. Заключение большое, дело многоэпизодное, она писала его далеко не первый день, и от одних и тех же без конца повторяющихся фамилий ее уже тошнило. Услышав стук в дверь, Надежда Игоревна поймала себя на мгновенной радости: хоть какой-то повод отвлечься от надоевшего до смерти документа. Но радость оказалась преждевременной. На пороге возник адвокат Кирган.

Она его почти ненавидела. Да нет, наверное, даже и не «почти». Просто ненавидела. Как только он входил, у нее внутри все сжималось и леденело, и откуда-то снизу начинала наползать густая вязкая чернота, в которой Надежда Игоревна боялась захлебнуться. Потому что каждое его появление напоминало ей о тех страшных днях прошлого года, когда при исполнении задания погиб ее муж, оперативник, работавший на Петровке. Она тогда плохо соображала, после похорон никак не могла отойти от шока, начальник предложил все ее дела передать другому следователю на то время, пока она будет восстанавливаться, но Надежда Игоревна отказалась и через четыре дня вернулась к работе, потому что не могла находиться дома, где все напоминало о муже: его вещи, его запах. Она с трудом сосредоточивалась на служебных обязанностях, совершала много ошибок, но не критичных, а мелких, не влияющих на общий ход следствия. Зато адвокат Кирган, защитник одного из обвиняемых по делу скинхедов, этими ошибками воспользовался для дискредитации некоторых материалов следствия и признания ряда доказательств недопустимыми. В итоге подзащитный Киргана был оправдан, а ей пришлось выслушивать нелицеприятную критику от вышестоящих начальников за некачественно проведенное предварительное расследование.

И теперь Надежде Игоревне было неприятно смотреть на этого адвоката, ей казалось, что он – человек, который может нанести удар в спину. Она даже не могла заставить себя произнести его имя, обращалась к нему безлично и надменно-официально: господин адвокат. Она понимала, что, вероятно, не совсем права в своей ненависти, потому что Кирган ведь ничего не выдумал и не сфальсифицировал, он просто воспользовался теми промахами, которые она действительно допустила. Но промахи-то были вызваны такими обстоятельствами… В общем, ей казалось, что адвокат поступил не этично, не по-человечески, ведь он знал, в каком она состоянии. А в результате убийца, в виновности которого у следствия не было и нет никаких сомнений, остался на свободе.

Ну, и с чем он явился сегодня? А, с ходатайством о допросе какой-то продавщицы! Ну что ж, в изобретательности ему не откажешь.

– Я совершенно не понимаю, какое отношение к делу имеет покупка одежды для подследственной, – сухо проговорила она, ознакомившись с ходатайством и приложенным протоколом. – Считайте, что я приняла решение на месте: в удовлетворении ходатайства отказать. О своем решении в письменном виде я вас уведомлю позже.

«Может, я вредничаю? – честно спросила сама себя Надежда Игоревна. – Может быть, банально и пошло свожу с ним счеты? Да нет, все доказательства говорят о том, что сестру убила именно Наталья Аверкина, и свидетели ее опознали без колебаний, и одежду эту, к слову сказать, тоже опознали. И деньги у нее нашли, и следы рук погибшей на этих деньгах тоже есть, то есть нет никаких сомнений в том, что Наталья Аверкина хранила у себя дома именно деньги погибшей сестры. Ну какие еще доказательства нужны? Глупость сплошная. А то, что на пакете с деньгами арестованная своих потожировых следов не оставила, ни о чем не говорит. Аверкина, конечно, глупая, но не настолько, чтобы хвататься за пакет голыми руками. Сейчас все грамотные, все книжки читают и телевизор смотрят. Конечно, тактика адвоката мне понятна, должен же он отрабатывать свои деньги, вот и пишет одно ходатайство за другим, чтобы клиент знал: адвокат не сидит без дела, старается, работает. Вон сколько ходатайств написал, а то, что они не удовлетворяются, так это следователь сволочь. Еще, того и гляди, начнет судье жалобы на меня строчить, чтобы пыль в глаза клиенту пустить».

– Что, жалобу подавать будете на мой незаконный отказ в удовлетворении ходатайства? – холодно спросила она, пробегая глазами текст на экране компьютера и поправляя найденную опечатку.

– Не буду, Надежда Игоревна. Моя задача найти доказательства, которые вас убедят. Пока что я с этой задачей справляюсь откровенно плохо, вы отказываете мне в удовлетворении ходатайства уже во второй раз, – улыбнулся Кирган. – Но я не оставляю попыток. Вы уж не сердитесь на меня, у каждого из нас своя работа. Вы свою делаете очень хорошо, я буду стараться вам соответствовать.

Он закрыл портфель и направился к двери.

Рыженко оторвалась от компьютера и с удивлением посмотрела ему вслед. Да, она его ненавидит, но надо отдать должное этому адвокату: он умеет достойно проигрывать. Если бы не то, что случилось в прошлом году, она бы, наверное, даже смогла его уважать. Мысль привычно соскользнула на дочь Лену, семнадцатилетнюю пышнотелую, в мать, красавицу. Ею начали интересоваться молодые мужчины, и не только совсем молодые, но и те, кому за тридцать, и Ленка явно испытывает к ним симпатию, тянется к ним, а на ровесников внимания не обращает. Ведь одиннадцатый класс, ей в институт поступать, а в голове одна любовь! Нельзя упрекать ее в том, что ровесники не вызывают интереса, Ленка потеряла отца и инстинктивно пытается прилепиться к мужчине постарше, чтобы не так остро ощущать свое внезапное сиротство, но как бы хотелось уберечь ее, чтобы никто не обидел, не унизил, не искалечил жизнь… Интересно, такой, как этот адвокат Кирган, смог бы составить счастье семнадцатилетней девочки? Да, наверное, он жестокий и беспринципный, но ведь сильный, уверенный в себе, не опускающийся до хамства, грамотный и профессионально состоявшийся. И каким вообще должен быть мужчина, которому Надежда Игоревна Рыженко без колебаний доверила бы судьбу своей дочери? Она в последнее время постоянно ловила себя на том, что рассматривает под этим углом зрения каждого мужчину, попадающегося на ее пути, будь то оперативник, следователь, свидетель или преступник. Когда же закончится период ее материнского беспокойства? Когда Ленке исполнится сорок? Когда она выйдет замуж? Когда родит ребенка? Или материнское беспокойство умирает только вместе с самой матерью, даже если ее дочь уже бабушка?

Виталий Кирган и сам не мог бы объяснить, что так тянет его в этот дом на Бульварном кольце. Он никому ничем не обязан, и уж тем более не обязан приезжать сюда, сидеть с Маргаритой Михайловной, Борисом Леонидовичем и Ленаром, разговаривать с ними и что-то объяснять. Но он все равно приехал, более того, явился не потому, что Марго позвонила и пригласила. Он сам позвонил Борису Леонидовичу, а когда тот озвучил предложение приехать на ужин, без колебаний согласился. Почему? Зачем? Что ему тут делать? Что он вообще забыл в этой странной «двойной» квартире, у этих странных людей, которых Виталий про себя называл «старичье»? Он не был приучен прислушиваться к себе и своим внутренним ощущениям, он вообще не очень хорошо разбирался в чувствах и мыслях людей, в том числе и в своих собственных. Во всяком случае, для себя лично он решил, что едет к Марго и Борису исключительно потому, что его подзащитная просила погадать ей на картах Таро. А что? Хороший предлог.

Когда он приехал, Ленар уже сидел у Марго, а вот Бориса Леонидовича не было.

– Он скоро освободится, – пояснила хозяйка и как-то странно улыбнулась.

Впрочем, причина этой улыбки стала понятна Виталию уже через четверть часа: он услышал, как открылась дверь соседней квартиры и раздались два голоса: звучный баритон Райнера и веселый девичий смех. Через пару минут Борис Леонидович появился в гостиной и присоединился к трапезе.

Кирган рассказал о знакомстве с продавщицей Олесей Кривенковой и об отказе следователя ее допросить или приобщить ее показания к делу.

– И что же в таких случаях бывает? – расстроенно спросила Марго. – Неужели ничего нельзя сделать?

– Ну почему же? Я могу подать жалобу судье на отказ следователя в удовлетворении ходатайства.

– А судья может вам помочь? – встрепенулся Ленар.

– Крайне маловероятно, – развел руками Виталий, – судьи обычно становятся на сторону следователя, а не адвоката.

– А почему? – продолжала допытываться Марго.

– Потому что для того, чтобы понять, насколько обоснован отказ следователя, судья должен очень хорошо знать материалы дела и ориентироваться в нем. А как вы себе это представляете? Судья не может достать дело из шкафа и прочитать, оно у следователя. Откуда ему знать, нужно для следствия то, что предлагает адвокат, или это пустая трата времени и сил? Вы поймите, судья очень загружен, он ведь не только ходатайства рассматривает, он еще и дела слушает, и множество других функций выполняет в рамках судебного контроля, он не может вникать в каждую бумагу, ему куда проще встать на сторону следствия, потому что следователь наверняка знает дело хорошо, и если он отказал, то не без оснований, а адвокаты довольно часто буквально бомбардируют судей разными жалобами на действия следователей, просто чтобы показать, что они не зря хлеб едят и честно отрабатывают деньги клиента. Так что надеяться на то, что суд удовлетворит мою жалобу, не приходится. Но если Ленар настаивает, то я, конечно, ее подам.