Шрифт:
– Как – хороший? Вы что имеете в виду?
– Раз Яна все наврала и исчезла, значит, за этим что-то кроется, – пояснила Марго. – И это говорит в пользу Наташи. Другое дело, что вряд ли это в чем-то убедит следователя, потому что следователю нужны свидетельские показания, а не слова о том, что вот был такой свидетель, но куда-то пропал. Но в любом случае то, что Яну мы не нашли, говорит о том, что наш адвокат на правильном пути.
Но Ленар по-прежнему сомневался в добросовестности Киргана, ему казалось, что адвокат копается в каких-то непринципиальных мелочах и не делает главного. Он не счел нужным скрывать свои сомнения от Марго.
– «Когда нет желания заниматься малыми делами, это вредит большим замыслам», – с улыбкой ответила Маргарита Михайловна. – Как видишь, Конфуций и здесь отметился. Нет, чем больше я живу, тем больше убеждаюсь в его великой мудрости и неувядающей современности. Нет неважных мелочей, все имеет значение, и любая незначительная деталь может на поверку оказаться важной. Виталий знает, что делает. Я в нем уверена.
– А я – не очень, – буркнул Ленар.
Он все еще продолжал нервничать и волноваться, словно перед экзаменом, и удивлялся, как Маргарита Михайловна может всегда оставаться такой невозмутимой и даже как будто отстраненной. Вот же нервная система у бабки!
Пока Ленар и Маргарита Михайловна пытались найти Яну Орлову по месту ее работы, адвокат Кирган действовал по собственному плану. Во время последнего визита в СИЗО он спросил у Наташи, есть ли у нее близкие подруги, с которыми она постоянно общается, которым рассказывала про Катино наследство и которые смогут подтвердить, что она не завидовала сестре и не строила планов насчет ее денег. Наташа с грустью ответила:
– Нет у меня никого, всех подружек растеряла, когда начала вкалывать и копить деньги на лечение. Дружба ведь требует времени, надо звонить, подолгу разговаривать, надо встречаться, ездить куда-то, к себе приглашать. А у меня этого времени нет. С того момента, как Катя получила эти злосчастные деньги, я про них разговаривала только с Ленаром и еще с Лялей, это медсестра, она в нашей больнице работает, мы с ней приятельствуем. Когда у нас смены совпадают, много болтаем, если, конечно, время есть, в основном по ночам. Еще я рассказывала про наследство Нине, мы с ней дружили, когда в медучилище учились, с тех пор регулярно перезваниваемся, а вот встречаемся совсем редко. И еще Люсе, мы с детства в одном доме жили, пока я замуж не вышла и не переехала, с детства общались, она и Катю знает… знала… Она мне как-то позвонила, в ноябре, кажется, сообщила, что родила второго ребенка, спросила, как у нас с Катей дела, вот я ей и рассказала.
Кирган попросил дать координаты этих женщин и теперь начал встречаться с ними. Первым делом он поехал в больницу и поговорил с медсестрой Лялей.
– Ой, что вы, – замахала руками девушка. – Наташка так радовалась за свою сестру, говорила, что теперь она сможет сделать себе все операции и стать красавицей, как мечтала.
– А Аверкина ничего не говорила о том, что лучше бы сестра отдала ей деньги на лечение от бесплодия?
– Даже речи не было! – горячо заверила его Ляля.
– И о том, что сестра пообещала ей деньги на лечение, она тоже не говорила?
– Почему же, говорила. Наташка даже съездила в клинику на какие-то предварительные обследования, но потом все заглохло. Больше ничего не происходило. Наташка все время рассказывала, как ее сестра целыми днями сидит в Интернете и ищет информацию об операциях и клиниках, звонит куда-то, какие-то проспекты все время изучает. И никакого раздражения, никакой злости я в ее голосе не слышала. Наоборот, она все время говорила о том, что несет ответственность за Катю и хочет сделать все для того, чтобы та была счастливой и устроила свою личную жизнь. Конечно, она беспокоилась за Катю, потому что очень ее любила.
– О чем беспокоилась? – спросил Кирган.
– Ну, эти операции – это же небезопасно. Могут быть всякие осложнения, в том числе фатальные. Были такие случаи. А Наташка все-таки медработник, хоть и без высшего образования, но в медицине разбирается, а в некоторых вопросах – так еще и получше иного врача. Она все время чему-то училась, читала литературу, задавала докторам вопросы всякие, ходила вместе с ними смотреть сложных больных. В общем, она любит свою работу, ей бы врачом быть, а не медсестрой. И она боялась, как бы с Катей при этих операциях чего не случилось.
В точности то же самое Виталию Киргану сказали две другие приятельницы Наташи Аверкиной.
Ну что ж, теперь можно ехать к Рыженко.
Когда он положил перед следователем ходатайство о допросе свидетелей и адвокатские опросные листы с протоколами бесед и подписями опрошенных, Надежда Игоревна мазнула по ним глазами и выжидательно посмотрела на Киргана:
– Что это вы мне принесли, господин адвокат?
– Ходатайство о допросе трех свидетельниц, которые могут показать, что Аверкина и не помышляла о деньгах сестры, наоборот, она радовалась, что у Екатерины теперь появится возможность осуществить все свои мечты. Аверкина не завидовала сестре и не сердилась на нее за то, что она не поделилась деньгами.
– И зачем мне это? Как их показания могут повлиять на оценку всех остальных доказательств?
– Ну как же, Надежда Игоревна, а мотив? Ведь следствие исходит из того, что Аверкина убила сестру из корыстных побуждений, а эти свидетели…
– Эти свидетели никак не смогут опровергнуть тот факт, что у Аверкиной были при обыске найдены деньги сестры, – оборвала его Рыженко.
– То есть вы мне отказываете?
Следователь выдержала паузу, потом придвинула бумаги к себе.
– Я рассмотрю ваше ходатайство и дам ответ в установленный законом срок. Сроки, я надеюсь, вам известны, господин адвокат?