— Тоже вариант. — Я взял бланки. — Но не единственный.

Я уже открыл дверь, когда клерк, смущенно кашлянув, сказал:

— Доктор Спиви… Если у вас нет других планов, я бы с удовольствием с вами пообедал.

Любопытно.

— Да, конечно. Я только не знаю, сколько времени займут у меня эти ваши процедуры.

— Минут десять-пятнадцать, не больше. А чтобы нам не трястись по скверной дороге, я вызову флоттер.

Сдача слюны и крови заняла времени даже меньше, чем заполнение бланков анализов. Когда я вышел на улицу, сверху, жужжа, опускался флоттер, а Браз Найтьян наблюдал за его посадкой с тротуара.

Последовал быстрый, двухминутный прыжок в центр городка, причем последние секунд тридцать флоттер пикировал так резко, что полет напоминал, скорее, свободное падение, от которого подкатывало к горлу. Выбранное Бразом заведение — кафе «Рембрандт» — оказалось помещением с некрашеными стенами, низким потолком и чадящими масляными лампами. Столь грубая попытка создать атмосферу шестнадцатого века была слегка сглажена мягким сиянием десятков репродукций с картин мастера, выполненных, по-видимому, какими-то люминесцентными красками.

Пышногрудая официантка в нелепом платье с оборками (тоже под старину) провела нас к столику под огромным автопортретом художника, которому больше пристало бы название «Блудный сын с девкой».

Я никогда раньше не видел местный «флагон» — плоский металлический сосуд с завинчивающейся пробкой. Он появился на столике первым и, судя по объему, вмещал достаточно вина, чтобы помочь и пищеварению, и непринужденной беседе.

Следуя рекомендации диетологов, я заказал себе порцию тушеных овощей: животные протеины Секи могли вызвать у меня сильнейший приступ ксеноаллергии. Среди прочего, чего я не помнил о своем предыдущем визите на эту планету, был вопрос о том, входили ли в наш рацион мясо и рыба местного происхождения. Но даже если я без всякого для себя вреда ел их тридцать лет назад, то сейчас вполне мог заработать белковую аллергию. Как сказал мне врач «Хартфорда», моей изрядно состарившейся пищеварительной системе могло оказаться не под силу расщеплять инопланетные протеины до безопасных аминокислот.

Браз учился на Земле, в Калифорнийском университете, за казенный счет (что обошлось недешево) и теперь, согласно контракту, обязан отработать десять лет на государственной службе — это равнялось четырнадцати земным годам. Он получил научные степени по математике и макроэкономике, но ни одна из них не пригодилась ему в скучной чиновничьей работе. Чтобы не терять квалификацию, Браз три раза в неделю преподавал и писал научные статьи, которые читали от силы десять-пятнадцать специалистов. К тому же все они не согласны с его умозаключениями.

— Как же получилось, что вы стали консультантом-танатологом? — спросил Браз. — Или вы мечтали об этом с самого детства?

— Если не получится стать ковбоем или пиратом.

Он улыбнулся.

— Не видел на Земле ни одного ковбоя.

— Пираты их всех выловили и заставили пройти по доске. — Я усмехнулся. — На самом деле, перед тем как завербоваться в армию, я был бухгалтером, а после демобилизации поступил на подготовительные курсы при медицинском колледже. Потом переключился на психологию и начал специализироваться на проблемах бывших военнослужащих.

— Вполне естественно. Познай себя — так, кажется?

— Именно так. — Я бы даже сказал: «Найди себя». — Кстати, к вам на Секу приезжает много ветеранов?

— Не так уж… Во всяком случае, не с Земли и не с дальних планет. Ветераны обычно не могут похвастать достатком.

— Это точно.

Перелет с Земли на Секу и обратно действительно стоил как очень приличный дом.

— Как я понимаю, лечение ветеранов также много денег не приносит.

— Конечно. Все, что у меня есть, — результат моей многолетней криминальной деятельности. — Я улыбнулся, и Браз вежливо хохотнул. — Дело в том, что ветераны, с которыми мне приходится иметь дело, люди не совсем простые и по большей части состоятельные, — объяснил я. — Люди с нормальной продолжительностью жизни в моих услугах обычно не нуждаются. Я помогаю тем, кто прожил уже не одну сотню лет, а такого без богатства не достигнешь.

— Им надоело жить?

— Это нечто более глубокое, чем потеря новизны ощущений. Людям со слабым воображением я не нужен. Они могут прекратить свое существование при помощи пули или веревки… или, как у меня на родине, приняв специальное лекарство, которое обеспечит безболезненный уход.

— Эвтаназия на Секе запрещена законом, — холодно заметил Браз.

— Знаю. Я и сам не в восторге от этого метода.

— Вы считаете, что эвтаназия отнимает у вас клиентов?

Я пожал плечами:

— Это как раз неизвестно.

Официантка подала закуски: мне — жареные грибы на палочке, Бразу — горшочек мелких хвостатых зверушек во фритюре. Их полагалось есть руками: брать за хвост и макать в острый желтый соус. Еда оказалась лучше, чем я ожидал: грибы были зажарены на палочках из какого-то ароматического дерева, напоминающего лавр; к грибам официантка принесла стаканчик с напитком бледно-лилового цвета, похожим по вкусу на сухой херес.

— То есть дело не в том, что им все надоело? — снова спросил Браз.