Бронислав Неваровный не смог и не захотел этого понять. Ведя следствие, он больше полагался на собственный инстинкт, чем на все эти «никому не нужные изобретения». Никто не принижал заслуг майора, не забывали и о его былых успехах, но постепенно его стали отстранять от наиболее сложных дел, загружая административной работой. Все это совпало с тяжелыми семейными неурядицами и продолжительной болезнью, явившейся следствием двухлетнего пребывания в партизанском отряде. Сказывалась и серьезная контузия, полученная в схватке с бандитами.

Трудно сказать, оттеснили майора Неваровного от следственной работы или к этому привело его поведение, ясно было одно: в общении с людьми дипломатом он не был, не проявлял гибкости, подчас бывал излишне прямолинеен и неуступчив.

Другого давно бы отправили на пенсию или перевели бы на иную работу. С Неваровным дело обстояло сложнее. О пенсии он не хотел и слушать. Сменить профессию? Ему, человеку, в 1938 году едва получившему аттестат зрелости, сразу после этого надевшему мундир и не снимавшему его тридцать лет? Сначала действительная служба, потом война, бегство из фашистского концлагеря, партизанский отряд под Радомском и наконец годы работы в милиции.

Нет, ни воеводский комендант — кстати, товарищ и друг Неваровного, — ни «высокое начальство» из Главного управления милиции никогда бы ему не предложили этого. Они прекрасно понимали, что нигде больше Неваровный работать не сможет, а уход на пенсию означал бы для него моральный и физический крах. Надо было найти иной выход. И его отыскали.

В управлении некая пани поручик с помощью капрала и двух сотрудниц занималась статистическими исследованиями. Здесь же создали «отдельный сектор» по изучению проблем хулиганства в воеводстве. Отдельный потому, что не может же майор подчиняться поручику. В комнатку поставили еще один стол, на двери укрепили вторую табличку.

Неваровный считал, что это все фикция, необходимая лишь для того, чтобы отстранить его от активной работы. Он еще более замкнулся в себе, стал нервным и вспыльчивым. По утрам он приходил на работу, вешал плащ и, пробурчав нечто вроде приветствия, усаживался за стол. Целый день он просматривал и перекладывал какие-то бумажки, доставляемые ему из разных отделов. Он прекрасно понимал: такую работу мог выполнять любой милиционер без единой нашивки на погонах.

В конце рабочего дня майор брал плащ и, ни с кем не прощаясь, уходил из управления. Уже много лет его не видели ни на торжественных заседаниях, ни на вечерах и концертах, хотя раньше это был веселый и компанейский человек. Теперь же майор сразу же возвращался к себе в квартиру, готовил обед и потом шел прогуляться, всегда один.

Не раз старые приятели старались втолковать Неваровному, что пора сменить образ жизни, бросить чудить, постараться снова сблизиться с людьми. Наиболее энергичные пытались силком затащить его к себе под предлогом какого-нибудь торжества. Если операция удавалась, то они горько об этом жалели: своим постным видом и молчанием майор мог быстро нагнать тоску на любую компанию.

Так было до вчерашнего дня. До того момента, когда зазвонил телефон и майор услышал в трубке голос панны Крыси, секретарши воеводского коменданта:

— Полковник просит вас немедленно зайти к нему по срочному и важному делу.

Бронислав Неваровный выслушал переданное секретаршей распоряжение, положил трубку и, поднимаясь из-за стола, сказал сотруднице, занимавшейся статистикой:

— «Старик» вызывает. Когда вернусь, не знаю.

Девушка недоверчиво взглянула на него. Она уже привыкла к тому, что ее сосед целыми днями, словно приклеенный, сидит за своим столом: никто ему не звонит, и он никого не беспокоит. За последние три года ни один начальник не поинтересовался ни им самим, ни его работой. А тут вдруг вызывает сам полковник!

Панна Крыся встретила майора улыбкой, предназначенной только для тех, кто ей нравился или был в хороших отношениях с шефом, и сказала:

— Полковник ждет.

Неваровный направился к двери, обитой коричневым дерматином, услышав вслед:

— Комендант сегодня не в духе.

Однако полковник принял своего подчиненного неожиданно сердечно.

— Садитесь, майор, прошу вас. Может, сигарету?

— Спасибо, не курю, — ответил Неваровный, опускаясь в указанное ему кресло.

— Это хорошо. Я тоже давно хочу бросить. Как ваше здоровье, майор?

— Спасибо. До пенсии, надеюсь, дотяну.

— Давно мы не виделись, — продолжал полковник, — вы так закопались в своих бумагах, что нигде не показываетесь.

— Это не я закопался, а меня закопали. — Майор не собирался церемониться с начальством. — Вы лучше других знаете…

«Старик» переменил тему.

— Вы знаете, майор, Подлешную?

— Я был там раза два-три. В последний раз лет десять назад.

— Прекрасное место. Недалеко от Варшавы. Отличное сообщение: электричкой или поездом от Женсова.