Шрифт:
— Вы уезжаете, товарищ комиссар? — удивленно спросил Пекесс.
— Да, Илья. Партия направляет на другую работу.
— На какую работу, товарищ комиссар?
Дронов свернул козью ножку, затянулся и, глядя на огонек цигарки, задумчиво проговорил:
— Видишь ли, друг. У Советской власти много врагов. Одни в генеральских да офицерских мундирах. Другие под мужичка рядятся. Генералы за горло пытаются взять нас, а другой враг норовит в спину нож всадить. Это, брат, враги в нашем тылу. Кулачье проклятое! Они тебе и улыбаются, они тебя же из-за угла стараются ухлопать. Так вот партия меня посылает в народную милицию. Бороться с бандитизмом, укреплять Советскую власть. Захочешь, приходи к нам в милицию.
Вскоре после этого разговора интернациональный отряд расформировали: белоказаки были разбиты, интервенты тоже потерпели неудачу в своих попытках оружием задушить Советскую власть. Молодая республика рабочих и крестьян отбила первый поход Антанты.
Многие интернационалисты уехали к себе на родину. Всем, кто захотел вернуться, Советское правительство оказало помощь. Но некоторые остались. Остался и Пекесс. Так уж получилось в его жизни: в трудную минуту раздумий и сомнений он шел всегда за советом к Дронову.
Андрей Филиппович внимательно выслушал Илью. Не обнадежил, но и не разочаровал его отказом. Только сказал в заключение:
— Не я один решаю, брат. Тут надо с Советской властью посоветоваться.
В ту же ночь Дронов сам разыскал Илью и вручил приказ, в котором значилось:
«Товарища Пекесса Илью Степановича назначить командиром взвода царицынской уездной милиции».
Илья, услышав это, в-начале растерялся, словно потерял дар речи. Наконец, ткнул себя в грудь пальцем и глухим голосом спросил:
— Я — командир?
— Да, товарищ Пекесс, — торжественно произнес Дронов, — командиры рождаются из армии пролетариев. А вы — пролетарий. И своим боевым опытом, своей преданностью рабоче-крестьянскому правительству заслужили звание командира.
Дронов и Пекесс всю ночь просидели в избушке, где раньше квартировал взвод конной разведки и где остался жить Илья после отъезда многих товарищей из интернационального отряда на родину. Разговаривали командир и комиссар: вспоминали бои, друзей-товарищей, погибших в битвах с врагами. Дронов яркими красками рисовал будущее. А Пекесс молчал. Когда наступил рассвет и пришло время расстаться, серб произнес, как клятву:
— Спасибо за доверие, товарищ комиссар. Я буду и впредь верно служить делу революции. Вам не придется краснеть за меня. Пусть бандиты знают об этом. Пекесс будет достойным сыном своей русской родины.
4
Больше всего Пекесса тревожила мысль, а знает ли он законы Советской власти? Ведь ему теперь придется охранять эти законы. Поделился своими сомнениями с Дроновым, который был назначен комиссаром охранного батальона милиции. Тот пояснил:
— Законы Советской власти, товарищ Пекесс, провозглашены Лениным: власть — трудящимся, заводы — рабочим, землю — крестьянам. Эксплуатация человека человеком ликвидируется. Хозяин страны — трудовой народ. А мы — его защитники. Врагов у трудового народа и его власти пока что еще хватает.
Очень скоро Пекесс убедился, что у революции есть враги не только на фронте. Есть и другой — невидимый фронт, передний край которого может проходить в любом лесу, на большаке, в зажиточной деревне. Десятки малых банд рыскали по степи и селам, наводя страх на местных жителей. И носился летучий отряд Пекесса, уничтожая одну банду за другой.
Скоро о нем разнеслась крылатая молва. Илью за смуглую кожу, темные волосы, напористость бандиты прозвали «черным комиссаром». В одной из деревень какой-то мужчина подал ему письмо и тут же скрылся. Илья распечатал и прочел:
«Слушай ты, черная собака, убирайся-ка отсюда к... (дальше шла забористая брань, смысл которой Илья не совсем понял). Долго ты тут не протянешь. На суку повесим, а из твоей черной шкуры сделаем барабан. Это будет тебе памятник».
Прочитал, скомкал листок и, обхватив голову руками, долго молча сидел за столом, перебирая в памяти всю свою жизнь. Отец погиб при неизвестных обстоятельствах, когда Илья только поступил в гимназию. О смерти отца говорили разное. Из слов одних сын узнал, что отец был человеком вспыльчивым, не прощал обиды и какого-то обидчика основательно отдубасил. А однажды вечером его нашли с пробитым черепом неподалеку от дома. Другие по строгому секрету сообщили, что у отца вроде нелады были с каким-то заводским начальством, и оно, начальство, нашло способ избавиться от строптивого человека. После гибели отца мать всю любовь перенесла на сына. Работала с темна до темна и все говорила: «Учись, сын». А сама гасла на глазах. И Илья не выдержал: ушел из гимназии. Где только ни работал: был и рассыльным в банке, был кочегаром в котельной. Наконец, судьба, кажется, вспомнила и о нем. Определился на завод, освоил токарное ремесло и стал к станку. Матери работать запретил: теперь он мастеровой и мать-то уж прокормит. О многом мечтал, но все мечты оборвала война. Собственно, жизни не успел увидеть. И только теперь, когда ему перевалило за 25, понял, что жизнь не устраивают, ее завоевывают. И всем существом ринулся в эту борьбу, в борьбу за правильную жизнь человека. А ему говорят: убирайся. Его оскорбляют. За что? Может, он никому ненужен?..
Пекесс опустил руки на стол, медленно разгладил исписанный карандашом лист и подал помкомвзвода:
— Прочитай. Прошу. Пусть все слушают.
Нестеренко пробежал глазами по строчкам и перевел взгляд на Пекесса.
— Читай, читай.
А когда прочитал, то весь взвод взорвался, как наэлектризованный. Кто-то крикнул:
— Мы найдем эту кулацкую контру и раздавим, как гниду.
Кто-то уже рванулся к двери искать эту «кулацкую контру». Но тут поднялся Мефодий Стряпчий и, протянув руку, густым басом протрубил: