Шрифт:
И еще один примечательный документ, в котором говорится о строгом соблюдении социалистической законности, об основном долге работника советской милиции. Вот выдержка из приказа по губернскому управлению от 30 августа 1919 года:
«Приказываю всем начальникам милиции обратить самое серьезное внимание на то, чтобы обращение милиционеров с населением было самое корректное. Всякие угрозы приведения в действие оружия и тому подобное необходимо устранить.
Нужно заставить подчиняться законным распоряжениям власти не оружием, а путем разъяснения законов и постановлений. Милиционер должен быть другом народа, его защитником, а не насильником. Нужно запомнить раз и навсегда, что оружием мы боремся и должны бороться только с врагами Советской власти, явными и тайными. Граждан же, которым Советская власть дает возможность мирно трудиться на благо себе и всему трудовому народу, нужно защищать, а не угрожать оружием. Нужно, чтоб крестьяне и рабочие смотрели на милиционера как на защитника справедливости, а не как на врага. К этому приложите вашу энергию и ваше знание дела.
За неисполнение буду преследовать законным порядком как милиционеров, так и начальников.
Настоящий пункт приказа объявить всем милиционерам, вывесить во всех волостных правлениях на видном месте».
В государственном архиве, краеведческом музее, университетской библиотеке, у частных лиц отыскиваем и знакомимся с новыми и новыми материалами. Среди них фотографии, многие из которых представляют большую историческую ценность. На снимках первые отряды революционной охраны, отдельные работники милиции и ЧК, группы, конные подразделения частей особого назначения, которые вели борьбу с бандитами.
Так, страница за страницей проходят перед нами события, годы. Снова и снова, как живые, встают картины прошлого.
...Остались позади бедняцкие хатенки станицы Усть-Медведицкой. Ноги коня по бабки утопали в сыпучем песке. Всадник сидел прямо и твердо. Крупные, привычные к хлеборобскому труду ладони покойно лежали на луке седла. Постукивали по левому сапогу ножны шашки. На мальчишески пухлых губах всадника блуждала неясная улыбка.
Ее заметил идущий рядом, держась за стремя, худенький паренек.
— И чего ты, Петро, улыбаешься? — спросил он.
Всадник, выведенный из раздумья, посмотрел на парнишку, оглянулся туда, где за песчаным косогором скрывались станичные сады, и сказал:
— Шел бы ты, братка, домой. Проводил, и хватит. — Посуровевшее лицо его опять осветила улыбка: — А улыбался я, знаешь, почему? Представил, как батька браниться станет, узнав, что я в ячейку вступил. Помнишь, как он бушевал, когда я в милиционеры пошел?
— А что это, Петро, за ячейка?
— Комсомольская. Вот отвезу приказ и подам заявление. Все наши самые боевые парни в ячейке.
На бугре, у кряжистых дубов, раздался выстрел. Конь Петра вздернул голову, захрапел и стал валиться набок.
Петр прыгнул с него и, срывая через голову ремень винтовки, крикнул сразу охрипшим голосом:
— Братка! Тикай в станицу, скажи нашим...
Последние слова мальчишка не расслышал — их заглушил выстрел братниной винтовки.
От дубов кучкой спускались, стреляя и галдя, десятка два пеших бандитов. Петр, затаив дыхание, нажал на спуск. Один из бандитов выронил винтовку и осел на песок. Но и Петру пуля обожгла бок. От неожиданности он дернул спуск и, огорченный, услышал, как высоко просвистела впустую пуля.
Он прижался всем телом к песку и переполз за тушу затихшего коня. Пристроил винтовку на впадине конской шеи, горько подумал: «Сослужи мне, Рыжко, последнюю службу», приложился, выстрелил. И с радостью увидел, как закачался и растянулся во весь рост еще один бандит. Остальные шарахнулись в стороны и залегли.
Но через несколько секунд пули стали вздымать фонтанчики песка неподалеку от Петра. Намокла от крови и казалась горячей рубашка. Молодой милиционер понял, что уж не дождутся товарищи из опергруппы, выехавшей на ликвидацию банды, приказа начальника милиции, который он вез им.
Но еще дважды вставали и дважды залегали бандиты под меткими выстрелами милиционера Петра Косогорова. Еще двое не встали с песка, настигнутые его пулями. Тут вторая бандитская пуля пробила левое плечо Петра. Когда остался в последней обойме последний патрон, милиционер достал из-за пазухи завернутый в чистую тряпицу пакет с приказом. Разорвал оберточную бумагу, стал рвать зубами и глотать, давясь, листки приказа.
Не слыша выстрелов, в третий раз поднялись бандиты, стремясь окружить милиционера. А Петр, с трудом жуя комок бумаги, думал: «Последнюю пулю — себе».
Бандиты осмелели, поняв, что у милиционера кончились патроны, и побежали к нему, разноголосо бранясь. Они были уже метрах в пятидесяти, когда Петр решил: «Зачем тратить добро на себя? И последнюю пулю — им».
Он спокойно выцелил здоровенного казачину. Тот упал на колени и медленно завалился набок.
А Петр, отбросив ненужную винтовку и закусив губу, встал, вытянул из ножен клинок, твердо шагнул навстречу бандитам.
Он шел, упрямо вздернув подбородок, превозмогая боль от ран. Один с обнаженным клинком против полутора десятка увешанных оружием врагов.