— Вот где ты, пропащий? — проговорила она с мягким укором. — Люди добрые уже пообедали, а он еще в рот ничего с утра не брал.

— Папка, пойдем, — потянул отца Толик. — Пойдем!

— Сдаюсь! — засмеялся Николай Иванович, подчиняясь...

Они еще садились за обеденный стол, как скрипнула дверь и в комнату вошел Сергей Мидцев — помощник Ковалева по оперативно-розыскной работе.

— Хлеб да соль! — проговорил он, снимая шапку.

— Садись к столу, — пригласила Анна Ефимовна.

— Сыт во как, — Сергей для убедительности провел рукой по горлу. — Вы обедайте, а я пока покурю на кухне.

Николай Иванович понимал, что Сергей зашел к нему неспроста — видно, случилось что-то непредвиденное. Он вяло отхлебнул несколько ложек щей и отодвинул от себя тарелку.

— Понимаешь, дело какое, — зашептал на улице Сергей, оживленно блестя глазами. — Банда объявилась. Один верный человек мне сообщил. Нужно брать, а то они, сволочи, подкрепление с хуторов поджидают, опять заваруху хотят поднять.

— А не врет твой верный человек?

— Нет, ручаюсь за него. Я уже и в ГПУ об этом доложил. Приказали ночью выехать на операцию.

— Раз такое дело — поехали, — согласился Ковалев.

— Николай Иванович, — в голосе Сергея послышались умоляющие нотки. — Разреши, я вместо тебя операцию возглавлю?

— Это почему же? — удивился Ковалев.

— Ты женатый человек, ребенка имеешь. Неровен час... Ну сам понимаешь, поберечься нужно...

— Нет, Сережа, — ласково, но твердо заметил Ковалев. — Операцию возглавлю сам. В этих делах я стреляный воробей. А ты побудешь тут за меня. Тоже дел хватит.

За эти три месяца Ковалев привязался к своему помощнику. Сергей был смелым парнем, умел толково решать вопросы. Недаром же он за год (пришел в милицию по комсомольскому набору) вырос от агента уголовного розыска до заместителя начальника отделения.

— Николай Иванович, — обиженно сказал Сергей, — может, раздумаешь? В крайнем случае, хоть тут не оставляй...

— Разжалобить стараешься? Ну ладно, с собой возьму, но смотри, номер какой-нибудь не выброси.

— Спасибо! — вспыхнул Сергей. — Как прикажете, все сделаю. Вот увидите.

Оба умолкли. Сергею было радостно оттого, что вот он, наконец, дорвался до настоящего дела — не то, что ловить заурядных жуликов, разбираться с делами о самогоноварении или бродяжничестве.

На десять лет был старше Ковалев своего помощника. Но сколько пришлось за эти годы хлебнуть всякого лиха — другому за всю жизнь и малой толики такого не достанется.

Девяти лет остался Николай вместе с тремя младшими братьями без родителей. Жили у деда, а когда вскорости и его не стало, пошли по миру. За кусок хлеба, миску щей гнул спину на богачей с утра до ночи. В семнадцать лет ушел добровольцем в Красную Армию, приписав себе для солидности пару лет.

И закрутил парня вихрь революции. На фронт, правда, не попал, кадетов не бил. Направили в батальон ВЧК на внутренний фронт — порядок охранять. Но этот фронт мало чем отличался от передовой. Редкая ночь обходилась без тревог, выстрелов, настоящих боев.

И даже в двадцать первом, когда закончилась гражданская, для Ковалева и его товарищей война продолжалась. В первых числах января батальон срочно подняли по тревоге. Вместе с курсантами пехотных курсов, расквартированных в Царицыне, посадили на бронелетучку. Застучали колеса, отмеривая версты в морозной мгле. Ехали бойцы усмирять новоявленную контру. В Михайловке поднял восстание караульный батальон под командованием офицера Вакулина.

На рассвете бронелетучка запыхтела у железнодорожного моста, перекинувшегося через замерзшую Медведицу.

Бойцы рассыпались в цепь, ринулись в атаку по глубокому снегу. А бронелетучка открыла огонь из орудий по станции Себряково. Мятежники не выдержали яростного удара и отступили.

Но еще не одну неделю гонялись за этими отщепенцами красноармейцы, чекисты и милиционеры, пока удалось полностью подавить мятеж, пока в селах, и хуторах северных и заволжских уездов для жителей не наступил покой. Немало бойцов полегло в боях и стычках с бандитами...

Трудный, очень трудный выдался двадцать первый год в Поволжье. Едва покончили с Вакулиным, как по весне объявились в заволжских степях новые атаманы, «идейно не согласные с Советской властью» братья Еркины, собравшие вокруг себя отродье всех оттенков и мастей.

Неделями бойцы-чекисты не слезали с коней. Длинные переходы чередовались с кровопролитными стычками.

Однажды на исходе апреля, когда хуторяне повсеместно праздновали пасху, батальон чекистов, еще не остывший от боя, вступил в Луговую Пролейку.