– И пускай все наши самые безнадежные дела кончаются, как это!..
– провозгласил Пыжов одну из ритуальных фраз тех лет.

Ее, впрочем, довелось нам произносить крайне редко...

Ах, как хорошо, полновесно звякнули, сойдясь, наши стаканы своими толстыми гранеными стенками!..

– А забавно, - рассмеялся Ребров, - как он объяснил свое решение там!..
– мотнул головой куда-то вбок и вверх, в сторону тополей, окружавших нашу "стартплощадку" и упиравшихся вершинами в наполненное звездами небо.

– Забавно другое, - сказал Дроздов.
– "Новый мир" разогнали. "Байкал" закрыли, а мы существуем...

– Русская интеллигенция привыкла больше к поражениям, чем к победам, - заметил Никитин, любивший изъясняться афоризмами.
– В кои-то веки ей удавалось выигрывать...

Мы заговорили, как обычно, о судьбах русской интеллигенции, но Ребров перебил завязавшийся было разговор:

– А ловко, братцы, мы его разыграли!..
– расхохотался он, да так, что слезы выступили на его разноцветных глазах.

И за ним расхохотались мы все, вспоминая, как дружно увенчивали Ковальчука лавровыми венками. Только на лице Адриана едва мерцала тусклая, натужная улыбка.

– Еще неизвестно, кто кого разыграл, - проговорил он, дождавшись, когда смех наш стал выдыхаться.

– Кто кого?.. Странный вопрос...
– пожал костистыми плечами Никитин.

– Ты, Адриан, любишь загибать...
– досадливо поморщился Пыжов.

– Ничуть, - с тихим упорством возразил Адриан.
– Подумайте сами, откуда нам стало известно, что Федю вызвали в ЦК, направляют к нам главным?..

Все повернули головы в мою сторону, словно чего-то ожидая...

Что я мог сказать?.. Наверное, лицо мое выглядело донельзя растерянным и жалким.

– Получается, что не мы его, а он нас обвел вокруг пальца?..
– сокрушенно произнес Дроздов.
– Дать себя так одурачить...

– Так ведь нет никаких доказательств и того, о чем говорит Адриан, - сочувственно глянув на меня, сказал Ребров.

– Между прочим, Ковальчук - прекрасная кандидатура, - заметил Никитин.
– И попомните мое слово - он еще вернется...
– Алексей рассмеялся - горьким, сухим смешком.

– А ну его к дьяволу!
– тряхнул головой Пыжов.
– К черту, ко всем чертям!..
– он ударил кулаком по столу.
– Пока что мы здесь, а Федя - в Семиреченске! И нечего травить душу!..

Дроздов разлил по стаканам остатки "гамзы", мы выпили. Блаженная прохлада, сменив дневной изнуряющий зной, опустилась на город. В арыке играла вода, шелестела о камни, выстилавшие русло. С окрестных улиц доносились молодые, беспечные голоса, заливчатый смех, и звезды над нашей "стартплощадкой", казалось, горели все ярче. Что говорить, нам было хорошо в те минуты, но в черных прогалах, зиявших между стволами тополей, мне время от времени чудилась черная, как бы вылепленная из мрака и тьмы фигура Ковальчука. Вот-вот, казалось мне, он выйдет, чуть прихрамывая, поигрывая тростью, и скажет с улыбкой: "Вы меня ждали?.. А вот и я!.."