Вот эта-то, вторая, часть дела и есть жизненное призвание Николая Васильевича Шевченко.

...А вам не приходило в голову, что когда-нибудь таким людям будут ставить памятники? Рядом с памятником Воину, защищающему жизнь.

Телефон зазвонил в два ночи. Абрамян еще не ложился. Он только что пришел из управления, где просидел за неотложным делом. Тридцать лет без малого проработал Хачик Багдасарович в уголовном розыске и, казалось, должен был привыкнуть к ночным неурочным звонкам. Сколько их было за эти годы!

Не привык, однако. Ночные звонки несли, как правило, недобрые вести. Они говорили о бандитских налетах, грабежах, хулиганских действиях, то есть, в сущности, о человеческом горе и несчастьях. А разве можно привыкнуть к горю и страданиям людей? Других звонков ночью почти не бывает. Не станут же товарищи из управления среди ночи тревожить по пустякам.

— Абрамян слушает, — Хачик Багдасарович ответил полушепотом, чтобы не потревожить жену и Седу.

— Беда, товарищ полковник! — Абрамян узнал голос дежурного по управлению. — Из района звонили... Убийство!

— Точнее, короче, — потребовал Хачик Багдасарович.

Когда проводится операция, когда счет времени оперативного работника идет не на часы — на минуты и даже на секунды, когда надо действовать стремительно, молниеносно, он умеет быть предельно собранным. Обычно веселый, общительный, Абрамян в эти часы преображается, становится по-военному подтянутым, строгим, малоразговорчивым.

Несмотря на категоричность требования, дежурный не был ни краток, ни точен, докладывал длинно и сбивчиво. Еще молодой, волнуется...

— Машину выслали? — спросил Абрамян, когда дежурный умолк.

— Так точно, товарищ полковник.

— Оповестите дежурную оперативную группу. Сбор в управлении. Я сейчас выезжаю.

Сидя в машине, Хачик Багдасарович обдумывал план предстоящей операции. Из доклада дежурного, довольно сбивчивого и непоследовательного, он все же узнал, что около часа назад группа бандитов ворвалась в дом колхозника, зверски расправилась с его семьей и, забрав деньги и ценности, скрылась в неизвестном направлении.

Сведения довольно скупые. Сколько было бандитов, чем они вооружены, в каком направлении скрылись, есть ли у них автомашина или они попытаются уйти на попутном транспорте? На все эти вопросы ответа нет.

«Ну что ж, будем действовать, как обычно, по обстановке», — подумал Абрамян. За этим «как обычно» стояли десятки случаев, когда Хачику Багдасаровичу и его сотрудникам приходилось при розыске преступников вначале идти на ощупь, по интуиции, затем в ходе операции постепенно находить и накапливать какие-то детали, на первый взгляд несущественные, но при внимательном рассмотрении очень важные. Они, эти детали, в конце концов и позволяли находить конец нити и распутывать весь клубок.

Операции, которыми Абрамян руководил в последние годы, как правило, оканчивались успешно. «Под счастливой звездой ты, Багдасарович, родился», — говорили ему друзья. Абрамян отвечал шуткой: «Звезда моя и вправду счастливая».

Он никогда, даже самым близким друзьям, не говорил, какой ценой дается успех, какое для этого требуется напряжение ума, воли, нервов, — словом, всех физических и нравственных сил. Каждая операция связана с большим риском, приходится постоянно ходить, что называется, по острию ножа. Хачик Багдасарович изучил психологию преступников. При кажущейся непохожести у них много общего. С первого взгляда народ это бесшабашный, для которого жизнь — копейка. На самом же деле душа у них заячья. Они наглы лишь с нерешительными, слабыми людьми. Но вся их напускная лихость и храбрость улетучиваются, как дым, когда они попадают на человека волевого, смелого. И Абрамян знает: надо всегда крепко держать в руках нервы и не срываться. Сорваться — значит показать слабость, а слабых преступники не щадят...

У подъезда Хачика Багдасаровича ожидали дежурный и сотрудник управления Сергей Смагоедин.

— А где же остальные? — спросил Абрамян.

— С минуты на минуту должны появиться, — ответил дежурный.

— Надо выезжать. Время не ждет. Садитесь, Сережа, в машину. Они догонят, — распорядился полковник и, уже обращаясь к дежурному, поинтересовался: — Новых сведений нет?

— Нет, товарищ полковник.

— Ну что ж, ладно. На месте будет видней. Поехали. Передайте товарищам, чтоб не мешкали.

Машина сразу взяла разбег и стремительно понеслась по улицам города. Есть в ночной езде своя прелесть. Никто не мешает, ничто не преграждает путь. Прохожих в такой поздний час нет, а автобусы и троллейбусы стоят на приколе. Лишь изредка встретится грузовик, лениво развозящий по магазинам продукты, да мелькнет зеленый огонек вечно бодрствующего такси.

Свет ночных фонарей тонул в молодой листве деревьев, выстроившихся вдоль тротуаров, и слабо освещал дома, Но Абрамян и не глядя знал, где они ехали. Все в этом городе ему знакомо до мельчайших подробностей. В Ереване прожил он долгую жизнь. Долгую — это, пожалуй, не то слово. Он, собственно, и не заметил, как поседели виски, как стали взрослыми его дети. Он всегда спешил, ему всегда не хватало времени, всегда захлестывали дела. А когда времени не хватает, оно летит стремительно, неудержимо.