Мир захлестывали волны свежей информации, люди переваривали новые порции ужаса и наслаждений. Я попытался вспомнить цунами, но ничего, кроме банальных картинок из телевизора, не приходило на память. Всемирная катастрофа превратилась в водевиль, фарс. Где у меня даже в массовке и то нет роли.

…На экране был снимок с театральной вечеринки на старый Новый год — мне прекрасно запомнился тот день. Она играла в капустнике по рассказам Аверченко, нас щелкнули за столиком сразу после.

И вывесили на сайте театра.

Теперь, после ретуши, никого, кроме меня, на снимке не осталось. Жена в шляпке с вуалью, Сверчок, подружки — всех вымарали. Только мое лицо выглядывало из утробной тьмы. Из небытия, куда оно вот-вот исчезнет.

Текст под карточкой сообщал о дате моего вылета в Таиланд. “Если вам что-либо известно о судьбе этого человека, просьба позвонить по телефону (далее шел мобильный номер)”.

Я пробежал глазами цифры — номер незнакомый.

— Алло! — В трубке раздался ее голос. — Ну говорите же!

Услышав жену, я настолько опешил, что не сразу повесил трубку. Из квартиры донеслись голоса, мужской и детский. “Кто это?” — спрашивал кто-то басом.

Я опомнился, отключился.

Снова набрал номер, теперь уже из Интернета.

“Вы соединились с почтовым ящиком абонента…” — зачастил автоответчик.

Остальные ссылки вели на драматургические форумы. Помимо сплетен они обсуждали мое исчезновение в Таиланде. Говорили, кто теперь станет работать на сериалах. И я со злорадным удовольствием убедился, что моя судьба никого не волнует.

“Одна живая строчка — одна искренняя фраза — я, может быть, передумал”.

“Вернулся”.

Но такой строчки не было.

Только один пост выделялся из общего потока. “Сволочи! Вы все просто жалкие сволочи! Как вы можете говорить — теперь, когда про него ничего не известно?”

И я мысленно поблагодарил девушку за участие.

В том, что автор — девушка, я почему-то не сомневался.

Пискнула почта, на экране появилось новое письмо.

“Скотина!!!” — лаконично откликнулась Обезьяна.

7

В углу рабочего стола светилась иконка “Личный кабинет”. Я нажал на кнопку, и на экран одна за другой стали выскакивать фотографии полуобнаженных девушек.

Имя, параметры. Адреса и суммы.

Проституток оказалось около десятка. Разглядывая их, я пытался узнать, какие женщины ему нравятся (нравились). Но никакой системы обнаружить не удалось. Брюнетки, блондинки. Задастые тетки и худые девочки-подростки. Одной, в черном пеньюаре, было 52 года. Они смотрели с экрана выгнув спины; выставив бритые лобки; разнокалиберные груди.

“Где я мог видеть эту челку?” Одна из девушек выглядела знакомой. Но вспомнить, где именно, не получилось.

Семейная жизнь сделала меня брезгливым по сексуальной части. Изменив жене с провинциальной примой, я был напуган чужим телом, его запахами и звуками. И решил больше не пробовать. Если соблазн возникал, боролся по методу буддийских практик — сосредоточивая внимание на фрагменте внешности. И соблазн исчезал автоматически.

Но вот все переменилось. Я был готов звонить девушкам из компьютера прямо сейчас. Вызывать на дом, заваливать в рыжем кресле или на циновках. Или ехать туда, куда они приглашают. Как будто их специально для меня приготовили и они ждут, чтобы ими воспользовались.

Вернувшись на кухню, разогрел пиццу. Вино выдохлось, пришлось пошарить в соседних шкафчиках. За ведром действительно блеснуло стекло, я присвистнул. Это была коллекция настоящих французских коньяков.

“Сердце Гранд Шампани, идея коньяка в чистом виде, — сообщалось на этикетке. — Аромат сухофруктов и кожи, минеральные ноты”.

С первым глотком язык перестал различать вкусы, кроме ванильного. Мягкое, обволакивающее тепло растекалось по телу.

“Как будто внутри зажгли лампочку”.

Перебравшись в кабинет, я подумал, что в бутылке с коньяком заключен цельный и глубокий мир, который я могу использовать, но не могу постичь. Вздохнув, стал разглядывать полки. В шкафу стояли коробки с операми Моцарта, Верди и Вагнера. В напольных динамиках закудахтали, завизжали ведьмы, и, шаркая по сцене, вышла прима. Судя по аннотации, это была знаменитая “сцена с письмом”, в которой Макбет сообщал жене, что станет королем Шотландии. Торжественный речитатив Каллас переходил в пение, звонкое и густое. Следом громыхал, как коробка с посудой, оркестр.