Шрифт:
и пылают у ног золотого тельца.
На развалинах кран возвышается башенный,
рядом с ним на одной из больших площадей,
словно идол, стоит истукан изукрашенный,
в чье железное чрево бросают детей.
Для последнего олуха — челюсти Молоха
и оркестр погребальный в долине Гинном…
Ночь взрывается залпом трамвайного сполоха
и поит меня черным вином.
* *
*
Ты выйди на плоский берег,
одежду держа в руках, —
в сетях ли трепещет жерех,
иль бьется кулик в силках,
иль пляшет воронье племя
в поникших ветвях ветлы —
да будут в любое время
одежды твои светлы.
Всяк знает земной обычай —
трава, воробей и волк,
и дерево — терем птичий,
и мох — лягушачий шелк.
Но ты не ищи причины,
чтоб выплыть на свет из мглы:
да будут и в час кончины
одежды твои светлы!
* *
*
Когда играют в домино
вороны у реки
и пьют лиловое вино
стрекозы и жуки,
в зеленых зарослях хвощей
скучает рыболов,
когда поэт, как царь Кащей,
дрожит над златом слов,
когда гуляют посолонь
две щуки с малышней,
когда —
куда с копытом конь,
туда и рак с клешней,
когда два карпа в унисон
остались на мели,
тогда ты видишь странный сон
о странном сне земли.
* *
*
То петел вскрикнет,
то филин ахнет,
то пламя вспыхнет,
то гром шарахнет.
То — как прореха
горит рубаха,
рождая эхо
былого страха.
То карп зеркальный
идет к запруде,
то свечкой сальной
клянутся люди.
Во мраке комнат
царит разлука,
и мир изогнут
подобьем лука,
и света струйки
звучат как арфа
в одной чешуйке
от шкуры карпа.
Два рассказа
Александру Эшлиману.
Битов Андрей Георгиевич родился в 1937 году. Закончил геологоразведочный факультет Ленинградского горного института и Высшие сценарные курсы при ВГИКе. Лауреат многих литературных премий. Президент Русского Пен-центра. Живет в Москве.
Редакция поздравляет нашего постоянного автора, члена общественного совета журнала с 70-летием.
Это было в 1988 году, еще при советской власти, но уже повядшей настолько, что брел я, не зная зачем, по Копенгагену: то ли пива попить, то ли пресловутую андерсеновскую русалочку наконец увидеть, то ли и то и другое... Погодка была знатная, любимая, северная — ни дождика, ни солнца. Хорошо, что я один! Я не хотел воссоединяться с группой советских поэтов (каждый из которых был уже подчеркнуто несоветским, а один, как оказалось при отъезде, даже сбежал, обретя любовь с первого взгляда).