Оливия грустно улыбнулась. Она уже скучала по своему маленькому сыну. Скучала сильнее, чем думала…

Стоявший над ней Саймон вдруг пошевелился; Оливия ощутила едва уловимый запах его тела, притягательную мужественность… и тотчас же вспомнила о том, почему оказалась с ним в роскошном номере знаменитого парижского отеля с бело-золотыми стенами, орлами в изголовье и мраморной ванной.

Оливия быстро провела рукой по глазам и неловко поднялась.

— Ладно, — сказала она, начиная расстегивать красный дорожный костюм. — Раз так, давайте начнем.

— Что? — Саймон прищурился и сделал шаг назад. — Ага, понимаю. Нет смысла откладывать неизбежное, верно? — Можно было сказать наверняка, что он недоволен. Но ведь именно этого он и хотел, не правда ли? Оливия продолжала расстегивать пуговицы. — Не будьте смешной. — Саймон схватил Оливию за руку, потянувшуюся к последней пуговице. — Во Франции больше не приносят в жертву девственниц. Не уверен, что тут вообще существовал такой обычай, но это неважно. В любом случае на девственницу вы не тянете.

Оливия ахнула как форель, выброшенная на берег, и вдруг поняла, что борется со смехом. А вместе с желанием рассмеяться пришло ощущение прикосновения теплой мужской руки, и по ее телу побежали мурашки.

— Да уж, — с трудом выдавила она. — Не тяну. — Оливия подняла взгляд как раз вовремя, чтобы заметить блеск его голубых глаз. — Саймон, я думала, вы хотели…

— И хочу. Но не нужно торопиться. Я не собирался тащить вас в постель сразу же, как только за нами закроется дверь. Думаю, я сумею до поры до времени сдерживать свое сладострастие.

Конечно, он шутил, но за шуткой скрывалась немалая доля истины. Эти слова заставили Оливию затрепетать и тоже ощутить желание.

— Рада слышать, — чопорно сказала она.

Улыбка Себастьяна была невыносимо снисходительной.

— Я собирался поцеловать вас, — признался он. — Затем принять душ, переодеться и пригласить вас на поздний обед. Это очень страшная перспектива?

Не слишком. Внезапно Оливия почувствовала себя последней дурой.

— Извините, — сказала она. — Я думала, вы хотели как можно скорее начать размножаться.

Он фыркнул.

— То, что мне хочется сделать в настоящий момент, не имеет никакого отношения к размножению, — заверил он, барабаня пальцами по колену. — Но, к несчастью, это не так благопристойно.

— Вас это волнует?

— Не слишком. Так что не играйте с огнем. — Внезапно он положил руки на ее талию, развернул и подтолкнул к ванной. — Идите. Почистите перышки. А потом пойдем обедать.

Оливия не стала спрашивать, что будет после. Но подумала.

— Нет, — сказал Саймон, как всегда, без труда прочитав ее мысли: — Не раньше, чем вы будете готовы. За кого вы меня принимаете, Оливия?

— Она принимала его за чрезвычайно сексуального и неотразимого мужчину, женой которого ей посчастливилось стать.

— "В горе и в радости", — процитировала она брачную формулу и дерзко добавила, прикрывая смущение: — На что не пойдешь ради Джейми! Вот за кого я вас принимаю, Саймон.

Закрывая за собой дверь ванной, она услышала:

— Подождите немного, миссис Себастьян. Мне доставит громадное удовольствие доказать, что ваша брачная жизнь начнется с самого худшего.

Оливия улыбнулась. Ее не обманул шутливый тон, смешанный с досадой. Может быть, этот вечер вовсе не будет страшным.

На самом деле он оказался волшебным. Они ели в ресторане, о котором Оливия много слышала, но даже не мечтала туда попасть. Обслуживание было тщательным и безупречным, изысканные французские блюда поражали воображение, в зале было спокойно и уютно — в общем, лучшее убежище после дня, полного треволнений, найти было трудно.

Сидевший напротив Саймон, облаченный в темный костюм превосходного покроя, казалось, понимал, что Оливии нужно привыкнуть к новому положению, и до поры до времени не пользовался своим прирожденным магнетизмом. Они вспоминали полет, говорили о том, что будут делать в Париже, о роковом притяжении противоположностей, продемонстрированном Эммой и Заком, о Джейми и их планах на его будущее.

Оливия испытала прилив гордости, когда Саймон непринужденно заметил, что она хорошо воспитала Джейми.