Шрифт:
«Теперь ты Сантьяго, — прошелестели листья сикомора. — Сантьяго, нашедший сокровища. Твоя мечта осуществилась».
Выхватив из ларца инкрустированное рубинами и изумрудами серебряное зеркало, юноша поднес его к глазам. В блестящей полированной поверхности отразилось смуглое одухотворенное лицо с тонкими латинскими чертами. Черные слегка вьющиеся волосы мягкой волной ниспадали на лоб. Под резко изгибающимися к вискам бровями сверкали выразительные темно-серые глаза.
— Я — Сантьяго, — прошептал Саша.
— Я — Сантьяго, — крикнул он так громко и радостно, что листья сикомора испуганно вздрогнули и затрепетали.
— Я — Сантьяго, — повторил Саша, чувствуя, как его захлестывает волна почти невыносимого блаженства.
Его мечта сбылась. Он Сантьяго. Он счастлив. Он свободен.
Сантьяго пришлось отдать шесть овец и десятую часть сокровища за то, чтобы его желание исполнилось. Ли, в отличие от Мелхиседека и цыганки, не потребовал от Саши платы.
Воистину прав был царь Салима: «Когда ты по-настоящему чего-то желаешь, ты достигнешь этого, ведь такое желание зародилось в душе Вселенной».
Подняв к небу сияющее счастьем лицо, Саша-Сантьяго ощутил на нем дуновение ветерка — «левантинца», аромат, звук и вкус медленно приближавшегося и, наконец, осевшего у него на губах поцелуя — первого поцелуя ожидающей его женщины пустыни.
— Я иду к тебе, Фатима, — сказал он.
Прежде, чем отправиться к Фатиме, нужно было выполнить обещание, данное старой цыганке из Тарифы, растолковавшей сон о сокровищах, — отдать ей десятую часть клада. Как правильно отделить десятую часть, юноша не представлял — вещи ведь были разной ценности. Он решил отвезти цыганке весь ларец и предложить ей выбрать все, что захочет, — чтобы не было обид. Донести клад до Тарифы у него не хватило бы сил — слишком он был тяжел.
Немного поразмыслив, Саша снова закопал сокровища под корнями сикомора, оставив себе лишь немного золотых монет. Он решил купить коня в ближайшем городке, навьючить на него ларец и тогда уже отправиться к цыганке.
Ноги сами несли юношу в нужном направлении. Не успевший привыкнуть к своей новой роли, Саша не уставал удивляться тому, что понимает звучащую вокруг испанскую речь, без труда различает андалузский и кастильский акценты, узнает давно знакомые и вместе с тем незнакомые места…
Странные вещи творились с юношей: он ощущал себя то пастухом Сантьяго, то Сашей, наблюдающим со стороны за жизнью молодого испанца, которая так неожиданно стала и его собственной жизнью.
Эта жизнь представлялась ему в виде тонкой золотой нити, тянущейся из вечности прошлого и уходящей в бесконечность будущего. Один участок нити был светлее и ярче, и Саша мог мысленно скользить вдоль него, читая их общую с Сантьяго историю от рождения испанского пастуха и до того момента, как Саша-Сантьяго отправился на поиски коня.
Ступив на рыночную площадь, где можно было отыскать все, чего пожелает душа, Саша знал жизнь Сантьяго даже лучше, чем свою собственную.
«В этом мире все исполнено смысла, — сказал себе юноша. — Я постиг Душу Мира, я узнал свое сердце, но понял ли я себя до конца?»
Подумав так, Саша-Сантьяго удивился, какие странные мысли приходят ему в голову. Уж себя-то он изучил даже лучше, чем повадки овец, а сердце свое для него — как открытая книга. Чего же он может не знать о себе? Действительно, нелепый вопрос.
Плавящаяся под солнцем рыночная площадь бурлила многоцветьем одежд, оглушала разноголосьем толпы и благоухала пряными ароматами южного базара.
Подходящего коня Саша отыскал почти сразу — статного и горячего вороного трехлетку с диковато косящим черным глазом.
Не торгуясь, юноша отдал за приглянувшегося ему жеребца, сбрую, отделанное серебром седло и переметные сумы из прочной буйволиной кожи шесть старинных золотых монет — в два раза больше, чем Сантьяго заплатил когда-то за целое стадо овец.
Саша уже собирался вскочить в седло, но вдруг почувствовал, как что-то толкает его в лодыжку.
Посмотрев вниз, он обомлел, встретившись взглядом с небольшим рыже-белым щенком.
— Мелхисидек! — изумленно воскликнул юноша. — Что ты здесь делаешь? Как попал сюда?
Как и раньше, Саша с легкостью читал мысли пса. Вот и сейчас он понял, что щенок ответил ему:
— Пусть я беспородная дворняга, но зато друзей не забываю. Не исключено, конечно, что кое-кто, заделавшись богатым иностранцем, и глянуть в мою сторону не пожелает…