Ахатес! нас предки зовут —

О, скоро ль начнем мы божественный труд!

Мы презрим и негу, и роскошь, и лень.

Настанет для нас тот торжественный день,

Когда за отчизну наш меч

Впервые возблещет средь радостных сеч!

Тогда, как раздастся громов перекат,

Свинец зашипит, загорится булат, —

В тот сумрачный, пламенный пир,

«Что любим свободу», поверит нам мир!

ТЕНЬ РЫЛЕЕВА

Петру Александровичу Муханову

В ужасных тех стенах, где Иоанн,

В младенчестве лишенный багряницы,

Во мраке заточенья был заклан

Булатом ослепленного убийцы, —

Во тьме на узничьем одре лежал

Певец, поклонник пламенной свободы;

Отторжен, отлучен от всей природы,

Он в вольных думах счастия искал.

Но не придут обратно дни былые:

Прошла пора надежд и снов,

И вы, мечты, вы, призраки златые,

Не позлатить железных вам оков!

Тогда – то не был сон – во мрак темницы

Небесное видение сошло:

Раздался звук торжественной цевницы;

Испуганный певец подъял чело

И зрит: на облаках несомый,

Явился образ, узнику знакомый.

«Несу товарищу привет

Из области, где нет тиранов,

Где вечен мир, где вечен свет,

Где нет ни бури, ни туманов.

Блажен и славен мой удел:

Свободу русскому народу

Могучим гласом я воспел,

Воспел и умер за свободу!

Счастливец, я запечатлел

Любовь к земле родимой кровью!

И ты – я знаю – пламенел

К отчизне чистою любовью.

Грядущее твоим очам

Разоблачу я в утешенье…

Поверь: не жертвовал ты снам;

Надеждам будет исполненье!» —

Он рек – и бестелесною рукой

Раздвинул стены, растворил затворы.

Воздвиг певец восторженные взоры

И видит: на Руси святой

Свобода, счастье и покой!

* * *

Суров и горек черствый хлеб изгнанья;

Наводит скорбь чужой страны река,

Душа рыдает от ее журчанья,

И брег уныл, и влага не сладка;

В изгнаннике безмолвном и печальном

Туземцу непостижная тоска.

Он там оставил сердце, в крае дальнем,

Там для него всё живо, всё цветет;

А здесь – не всё ли в крове погребальном,

Не всё ли вянет здесь, не всё ли мрет?

Суров и горек черствый хлеб изгнанья,

Изгнанник иго тяжкое несет!

РОДСТВО СО СТИХИЯМИ

Есть что-то знакомое, близкое мне

В пучине воздушной, в небесном огне;

Звезды полуночной таинственный свет

От духа родного несет мне привет.

Огромную слышу ли жалобу бурь,

Когда умирают и день и лазурь,

Когда завывает и ломится лес, —

Я так бы и ринулся в волны небес.

Донельзя постыли мне тина и прах…

Мне там в золотых погулять бы парах: