До этого момента территории вдоль Вислы еще не слишком глубоко отличались по уровню своего развития от земель между Эльбой и Одером. Около 960–965 гг. их политические пути решительно разошлись, причем в пользу полян, которые дали свое имя новому государству. Их княжеский род Пястов прочно утвердился, без сомнения, после второй половины IX века. Истинным основателем Польши стал современник Оттона I, Мешко I. Еврейский путешественник Ибрагим ибн Якуб, прибывший из арабской Испании и посетивший Краков около 966 (или 973 г.), впервые раскрывает перед нами размах его деятельности: он описывает обширное единое государство, опирающееся на вооруженную армию в 3000 человек, активную торговлю и уже достаточно развитую налоговую систему.

Этому политическому образованию угрожала опасность оказаться совсем недолговечным в том случае, если поляки останутся язычниками. Со всех сторон оно было буквально стиснуто уже христианскими или готовыми к крещению силами. Мешко удалось своевременно предпринять шаг, необходимый для сохранения автономии, одновременно оставаясь в хороших отношениях с Империей, и последними Оттонами, с их стремлением к вселенскому господству. Он совершил его с осторожностью: через посредничество Богемии он сошелся с христианскими кругами, не слишком близкими к имперским прелатам. Около 966 г. он женился на чешской княжне-христианке Добраве, крестился (возможно, с именем Дагоберт), и радушно принял группу клириков, возглавляемую епископом по имени Йордан. Именно с этого начинается обращение поляков. Его подробности плохо известны, однако во главе угла при этом было одно — стремление Мешко уклониться от притязаний немецких епископов. Мешко вошел в непосредственный контакт с Римом; в 990 г. его королевская власть была узаконена Святым престолом, что обеспечило Польше защиту от слишком бесцеремонного вмешательства извне. Вскоре она приняла миссии, прибывшие из Германии, почти отовсюду, а также из Богемии и даже Италии. Епископальные церкви удобно обосновывались в уже существующих городах: Гнезно, Познань, Краков, Бреслау (Вроцлав). Что же касается политики, то Мешко удалось воспользоваться благоприятной обстановкой для того, чтобы установить свое главенство над пространством, располагающимся между Балтикой, Одером и Карпатами (восточные границы были более расплывчатыми). Он навязал свою непосредственную власть, или протекторат, как племенам Силезии, доселе политически аморфным, так и более развитым структурам вислян и прибрежных народов. На севере польское господство над Померанией, желанное в силу притягательности Балтики и базировавшееся на крупном порте Волине, долгое время было шатким; утвердилось оно только в начале XII века. На северо-востоке недоступной оставалась Пруссия, языческая и чуждая славянскому миру. Вступлению в зарождающееся польское государство племен Одера, определенно, способствовала немецкая угроза.

За исключением нескольких отдельных пунктов, главным из которых был Бранденбург, занятый в 928929 гг., политическое господство Германии, как христианского государства, еще при воцарении Оттона I оставалось в тех же границах, которые в конце VIII в. установил Карл Великий. В 940-х гг. началась определенная миссионерская деятельность по ту сторону Заале; около 946 г. крестился некий вождь с берегов Гавела, Тугумир. В 948 г., воспользовавшись случаем, Оттон создал первые славянские епархии: Гавелберг, Бранденбург и Олъденбург в Голштинии. В 955 г. он учредил миссионерский центр в Мерзебурге на Заале, а в 962 г. решение папы ИоаннаXII сделало столицей славянских земель, как уже обращенных, так и ожидающих евангельской проповеди, город Магдебург. Одновременно немецкие войска перешли в наступление:, под предводительством Геро, основавшего северную марку, они бросили вызов ободритам и велетабам; около 963 г. их передовые отряды достигли западной Ниссы и утвердились там примерно на двадцать лет. Свои успехи Мешко искусно закрепил посредством брачных союзов с германскими маркграфами (Мешко вступил во второй брак с дочерью одного из них, а его сын женился на дочери другого): отныне никто не мог отказать польскому князю в статусе, равном с местными князьями Империи. Умирая (992 г.), он оставил своему сыну Болеславу окончательно сформированную Польшу. В тысячном году, во время паломничества в Гнезно к могиле святого Адальберта, Оттон IIIторжественно от себя и от лица папского престола основал в Гнезно архиепископство Польское. Вскоре польское общество усвоило феодальные институты Запада.

Залогом быстрого успеха Пястов была вооруженная дружина, описанная арабскими и немецкими авторами, и вполне аналогичная той, которую можно наблюдать в Киевской Руси: дружина или trustis dominica, сопровождала князя или квартировала в крепостях. Раскопки обнаружили места ее расположения в Познани и Колобжеге и даже каменный дворец Мешко в Остров Ледники. До 1939 г. в обычае у немецких историков было искать для этой дружины и даже самого Мешко германских, или, скорее, скандинавских корней. Эта гипотеза ничем не подтвердилась. Развитие городов и возникновение дружины оказались явлениями тесно связанными и собственно славянскими.

В 982 г. немецкое владычество над полоской между Польшей и Германией, ограниченной Эльбой с запада, и Одером с востока, которое еще не опиралось на подлинную колонизацию, разом рухнуло. При известии о том, что Оттон II потерпел поражение на мысе Колонна, разразилось общее восстание; епископские престолы Гавелберга и Бранденбурга были наспех эвакуированы, а граница почти вернулась к своей каролингской линии. Итак, первые шаги Польского государства ограждала буферная зона, за которой ревниво наблюдали маркграфы Лужицы и Мисьны. Она продолжала существовать до второй четверти XII в., когда снова началось продвижение немцев на восток, на этот раз с опорой на аграрную колонизацию, которая осуществлялась с неодолимой энергией.

Самые южные славянские племена почти не воспользовались этой передышкой длиной в сто пятьдесят лет: они так и не преодолели самого примитивного уровня политической организации. Однако севернее, в контакте и под влиянием скандинавского мира, народы восточной Голштинии, Мекленбурга и Рюгена — ободриты, лютичи, цирципаны, ране и др. — вели себя более активно. Если бы в их распоряжении оказался еще один временной период длиной в поколение, они бы превратились в настоящие государства.

Ободриты играли заметную роль в датской политике, начиная со Свена Вилобородого и кончая Свеном Эстридсеном, вокруг своих портовых городов, Рерика, а затем Старого Любека; их князья заключали многочисленные брачные союзы с династией Кнута. Верхушка быстро сделалась христианской, но масса оставалась верной язычеству до середины XII века. Жители Рюгена, еще более убежденные язычники, в начале XII в. стали опасными пиратами, которые грабили поочередно все скандинавские столицы. Чтобы положить этому конец, понадобилась серия датских крестовых походов, которые провел между 1147 и 1169 гг. деятельный епископ Роскилле, Абсалон.

В России, как и в Польше, ключ к проблеме политических корней, похоже, следует искать в исследовании наиболее древних городских поселений. К несчастью, первые стадии их развития остаются очень плохо изученными, несмотря на примерные усилия археологов, предпринимаемые с 1945 года (особенно в Киеве, Новгороде, Старой Ладоге и Старой Рязани. Само название Новгорода, «новый город», подразумевает существование более древнего поселения; археологи пока не указали его с уверенностью; возможно, это Старая Ладога. Возведение города на его современном месте датируется в основном X веком. Что же касается Киева, то между 400 и 800 гг. н. э. место его современного расположения, по-видимому, пустовало). Стояли ли они уже в VIII, даже, как полагают некоторые, в VII в., или возникли только в IX столетии, которым датируются первые археологические слои, свидетельствующие о существовании городской жизни? Этого до сих пор нельзя утверждать даже в отношении Киева и Новгорода Великого, двух городов, являвшихся опорой древней Руси. Во всяком случае, начиная с IX в., городские поселения развиваются и множатся с необычайной скоростью: уже устаревшая статистика, базирующаяся в основном на историографических источниках, насчитывает их 24 в X в., сотню — в XI в., и более 220 — в XII веке. Невозможно не соотнести это с взрывным развитием первого русского государства, которое начало бросаться в глаза иностранным наблюдателям уже в IX веке.

Этот динамизм, очевидно, связан с глубокими изменениями в экономической жизни, возможно, с развитием постоянного земледелия вместо подсечно-огневого, но особенно, безусловно, с трансформацией товарообмена. Можно полагать, что решающим фактором было открытие трансевропейских маршрутов с севера на юг по крупным рекам: в частности, их наиболее удаленных участков, идущих к северу через прибалтийские и финские земли вдоль рек к востоку от Балтийского моря. С VII в. нижняя и средняя Волга служила торговым путем, что удостоверяется предметами, происходящими из сасанидского Ирана38, но в северном направлении этот путь обрывался, тогда как волоки, соединяющие его с бассейном Волхова, еще не были известны; несомненно, эта последняя задача была разрешена около конца VIII в. шведами, охотившимися за рабами и мехами. Так, даже еще не подойдя вплотную к настоящим славянским землям, шведская экспансия определяла будущее Руси. До середины IX в. путь Нева-Ладога-Волхов-Волга оставался самым важным, затем с ним начал соперничать маршрут Волхов-Днепр; западным путям, Двина-Днепр, Висла- Днестр и Одер-Висла-Днепр, была уготована более скромная участь. Большая часть этих городов, несомненно, носила в себе зачаток политической организации, но больше мы ничего не можем сказать, так как русские летописи не сохранили никаких отчетливых воспоминаний о временах до пришествия варяжских князей. Назовем наиболее важные из них — Новгород, Переяславль, Чернигов, Смоленск, Полоцк, Владимир и Киев, причем этот последний изначально состоял из трех укрепленных центров, соединившихся в конце X века. Эти города всегда включали защитный пояс из срубов, окружавший квартал торговцев, ремесленников и воинов (более позднее название — Кремль, слово, безусловно, тюркское), с вымощенными брусчаткой улицами и прямоугольными бревенчатыми домами. Вокруг такого небольшого ядра, начиная с XI в., разрастаются предместья. Раскопки позволили констатировать большое разнообразие экономической деятельности, наперекор тому впечатлению дикости, которое стремятся оставить византийские источники; бытовал обмен продуктов земледелия, охоты и промысла (мехов, меда, воска) на соль и железо, наличествовала обработка металла, кож и кости, изготавливалось масло и ткани, и, естественно, имела место работорговля.