Деятельность шведов в период этой первой волны очень плохо известна. Мы располагаем довольно ясными сведениями о торговых поселениях в Курляндии, находившиеся у истоков трансконтинентального маршрута, которые упоминались в одном тексте IX в.; на их месте были проведены тщательные раскопки. С другой стороны, нам хорошо известны первые встречи варягов с греками (в 839 г., вблизи Азовского моря) и мусульманами (около 864–884 гг. в Табаристане). Все остальное почти недоступно для изучения. При каких условиях шведские искатели приключений проникли сначала в среду финно-угорских народов в районе Ладоги, затем в еще малонаселенные славянские земли средней полосы России, и, наконец, к тюркам нижней Волги? Каким образом, в симбиозе с местными жителями, они обосновались в городах (особенно Старой Ладоге/Альдейгьюборг при впадении Волхова в озеро Ладога)? Почему в течение IX в. они предпочли своему первоначальному восточному маршруту более прямой путь по Днепру, где завязали тесные контакты со славянами Украины? Все это практически неразрешимые вопросы.

Вторжение шведов в русский мир оценивается скандинавскими и славянскими учеными с радикально несхожих точек зрения. Если же разрубить гордиев узел этого ожесточенного спора, то, похоже, что именно после контактов с тюрками (безусловно, хазарами), шведы задумались о том, чтобы сделаться политическими вождями. Затем профессиональных шведских воинов наняли на службу славянские города, по большей части уже существовавшие до их прихода, и те без особых затруднений захватили в них власть, основав свои династии во всех крупных центрах. Один из них, Киев, находящийся на важнейшем маршруте, ведущем к Черному морю и Византии, быстро получил первенство и мало-помалу объединил под своей рукой варяжские города. Шведы нигде не образовали компактных поселений, но оказали глубокое влияние на военную и торговую жизнь. Именно их следует счесть инициаторами грандиозных русских походов на Константинополь (860, 941 гг.), которые велись с помощью славянского технического средства, лодок-моноксилов, и в основном силами славян, но с энергией, очень напоминающей викингов.

Не все шведы закрепились в русских городах. Искателей приключений привлекали две более удаленные столицы: Константинополь и Багдад. Будучи не в силах войти в первую в качестве завоевателей, они сделали это как наемники, образовав командный состав «варяжской гвардии», служившей василевсу на всей территории вплоть до Сирии, Сицилии и Апулии в X–XI веках (любопытно отметить, что в Апулии варяги использовались против норманнов Нормандии. В варяжскую гвардию входило достаточно большое количество норвежцев (в их числе будущий король Харальд Суровый), и ее слава достигала Исландии; в конце XI в., после поражения при Гастингсе, в нее в массовом порядке вливались англичане (англы и датчане)). На багдадском направлении сменяли друг друга торговцы и пираты, но их экспедиции в Серкланд (скандинавское название мусульманской Азии), по-видимому, никогда не заходили дальше южного берега Каспийского моря или Узбекистана. Только во время великого затишья X в. этот маршрут принес все свои экономические плоды, причем значительные, которые удостоверяются огромным количеством иранских дирхемов51, найденных в Швеции.

За исключением некоторых технических терминов, происходящих из языка военных лагерей, и нескольких имен собственных, бывших в ходу у правящей династии Киева, Рюриковичей, славяне почти ничем не обязаны скандинавам, практически отсутствуют и заимствования в обратном направлении. Представляется, что в этих восточных владениях культурные контакты между скандинавами и славянами были не очень сильны. Между скандинавами и греками или арабами их вовсе не было.

Датчане всегда действовали в одной и той же последовательности, где бы и когда бы они не находились. Толчком, побудившим их к активности, был страх перед завоеваниями Карла Великого в Нордальбингии. За какие-нибудь пятнадцать лет они уже добрались до сердца империи франков, чуть позже — Англии, а затем стали вести себя с почти совершенной закономерностью. В нападениях датчан повсеместно можно видеть смену трех этапов. Первый — это прямой грабеж, который начинается быстрой высадкой на том же берегу, продолжается постепенным освоением внутренней части, начиная с речных эстуариев, чтобы закончиться крупными рейдами на несколько сотен километров от моря, требующими зимовки в укрепленном убежище, на острове, в лагере или городе, поспешно оставленном своими жителями. Когда датчане сталкивались с организованными государствами, начинался второй этап — «датских денег», когда викинги применяли насилие не столько ради непосредственного захвата добычи, сколько с целью запугать население, убедив его откупиться по более высокой цене. При известной сноровке в этом деле одна рядовая кампания могла принести в два или в три раза больше, чем использование предыдущей технологии: перемирие, заключенное на одном берегу Ла-Манша с целью пополнить средства, можно было использовать для того, чтобы на другом берегу начать «доводить до кондиции» население, которое предполагалось эксплуатировать в дальнейшем. Однако викинги должны были обеспечивать занятость своему беспрестанно разраставшемуся личному составу, и, если у противника хватало ума, чтобы мгновенно организовать действенный отпор, нападавшие могли разочароваться в предпринятом ими походе. Наконец, наступал день, когда атакуемые территории оказывались слишком разоренными, и, главное, слишком разобщенными, чтобы какая бы то ни было власть была в состоянии вытянуть из них значительные суммы; тогда начинался, конечно, вполне непроизвольно, третий этап — прямая эксплуатация: датские армии брали землю в свои руки, управляли ею и в большем или меньшем количестве поселялись там, образуя государство. Со всей возможной скоростью они стремились заручиться признанием со стороны государственного права, в лице местного правителя. Наиболее обычным условием являлось крещение, которое датчане принимали без отвращения, но и без убежденности. Нередко имели место и политические условия: принятие феодальной системы, военное сотрудничество, в частности, против конкурирующих отрядов викингов. На эти условия датчане соглашались так же, как и на переход в христианство — с большей или меньшей долей искренности. Однако датские викинги, бесспорно, имели определенный талант к достижению договоренностей. В разных регионах эти этапы проходили в неодинаковое время. Во Фрисландии второй этап начался с 810 г., а третий, связанный с образованием государств, в устье Везера — в 826 г., в низовьях Шельды — в 841 году. Первые налеты на Сену, бесспорно, датируются приблизительно 820 г.; период «датских денег» начинается в 845 г., а в 911 г. договор в Сен-Клэр-сюр-Эпт, по которому Нормандия доставалась Роллону52, отмечает переход к третьему этапу. В Англии первый этап открывается около 834 г. (в том, что касается датчан), второй — приблизительно в 845 г., а третий — в 876 году. Можно было бы подразделить первый этап на подэтапы, исходя из даты первого разграбления города (на Сене в 841 г.) и первой зимовки (на Сене в 851 г.); в рамках второго этапа следовало бы отделить выкупы с одной области, носившие почти частный характер (841 г.), от значительных по сумме «датских денег», собираемых и выплачиваемых государственной властью (на Сене — в 845 г.). Мы видим, что между концом одного этапа и началом следующего имеют место некоторые наложения.

Первый этап негативен и разрушителен, награбленное быстро растрачивается. В течение второго этапа начинают проявляться некоторые позитивные признаки: снова поступает в обращение большая часть драгоценных металлов, находившихся на Западе в руках у князей и церковных институтов. На третьем этапе движение викингов оказалось конструктивным. Христианская цивилизация обрела новообращенных, поначалу сомнительного свойства, но через два или три поколения уже полных горячей убежденности и энтузиазма: по этому-то окольному пути и пошло просвещение Севера. Норманны восприняли политическое наследие англов и, главное, Каролингов и быстро смогли произрастить от него такие плоды, что стали родоначальниками самых совершенных форм средневекового государства. В конце концов все северные моря оказались оживотворены новым экономическим течением. Это успех, разумеется, не был достигнут одним махом. Датские армии были связаны лишь временным кодексом, «законом об армии», который подчинял их более или менее выборному вождю, «королю моря» (это, скорее, предположение, чем известный факт; эта гипотеза опирается на некоторые сведения саг и норвежские законы XII и XIII вв., которые часто перемешиваются в рунических текстах XI века). Трудно было перейти от этой власти, предоставляемой на время какой-то военной кампании, к устойчивому государству: закон об армии не содержал ни принципа наследования, ни modus vivendi (принципов обращения) с местным обществом, ни юридических правил, подходящих для мирных времен. Эти лакуны необходимо было восполнить с помощью заимствований из местной окружающей среды или нововведений. Большинству основанных викингами государств не удалось осуществить этого перехода; единственным исключением было герцогство Нормандия, благодаря доблести своих первых вождей и главным образом тому, что оно смогло просуществовать до момента, когда вместе со второй волной движения викингов к нему из Дании пришло второе дыхание.

В датском секторе викинги создали 7 государств: в 826 г. — в Рюстрингене на нижнем Везере, в 841 г. – вокруг о. Вальхерен и Дорестада, в 876 г. — в Йорке, в 877 г. — в пяти городах восточной Англии (Линкольн, Стэнфорд, Лестер, Ноттингем и Дерби), в 877 г. — в Восточной Англии, в 911 г. — в Руане, в 919 г. — в Нанте. Все они появились на свет законным путем, в результате либо пожалования со стороны местного правителя (четыре государства на франкской территории), либо более позднего урегулирования (три на английской территории). Большинство из них возникло вокруг городов, столиц, которые являлись важными центрами торговли. Почти все они были основаны видными личностями: в Рюстрингене это был Рюрик, бывший король Дании (разумеется, это не более чем тезка основателя Киевской правящей династии), в Англии — чуть ли не легендарные сыновья Рагнара Кожаные штаны; Роллон Нормандский, безусловно, находился в самых близких родственных отношениях с ярлами Оркнейских о-вов. Однако шесть (а точнее шесть с половиной) из этих семи держав потерпели крушение. Рюстринген и Валъхерен продержались лишь по несколько лет (до 852 и 885 г.), в Восточной Англии все рухнуло в 917 г., в Нанте — в 937 г., в пяти городах — в 942 г., в Йорке — в 954 году. Сохранилось только государство в Руане.

Приведем в пример лишь одно, наиболее крупное государство, королевство Йорк. Образовалось оно в 876 г.; в 877 г. его основатель был изгнан собственными воинами. Гутред, сын Хардакнута, который носил корону в этом государстве в течение 15 лет (880–895), сыграл в нем ту же роль, что Роллом в Руане, особенно в примирении датчан с остатками английской церкви, призвав в Йорк архиепископа Вульфхера. Но с 895 г. начинается водоворот королей — датских, норвежских, английских, — почти беспросветный; всего за 60 лет сменилось 12 королей, не считая нескольких междуцарствий и двух английских освободительных движений (925–939 и 944–948): короче говоря, вопиющий случай беспорядка и бессилия. Датская среда Йорка, по большей части торговая, предпочла покориться королю Уэссекса, нежели терпеть дальнейший хаос. Тем не менее государство Йорк не было аморфным: оно имело упорядоченную денежную систему, и его институты, безусловно, послужили образцом для Скандинавии.

Почти то же самое, хотя и с меньшими подробностями, можно было бы сказать обо всех остальных датских государствах на Западе, даже о Нормандии, которой, казалось, суждено было рухнуть около 944 г.: 17 декабря 942 г. ее герцог Вильгельм Длинный меч, насаждавший франкские институты, был убит в Пикиньи, и несовершеннолетие Ричарда едва не привело к отвоеванию Нормандии франками, что сильно напоминает аналогичную попытку, предпринятую Эдмундом в Йорке. Людовик IV сделал графом Руана франка, а Гуго Великий завладел Байе и Эвре. На западе против датчан, присоединившихся к франкскому королю, действовала банда викингов-язычников, безусловно, руководимых датским принцем, играя роль, схожую с той, которую выполняли норвежцы Дублина и Лимерика в Йорке.