Медленно вызревало решение. Прежде чем утвердиться в нем, послушать бы старых споспешников. Да где они? Где неторопливость, ум, мужество Мустафы, прямота, щепетильность Кемаля? Оба приняли смерть за Истину. А он, пославший их, — жив… Из старших остались лишь Ахи Махмуд, Джаффар да Маджнун. Остальные еще незрелы. Впрочем, от его решенья зависит их жизнь тоже…

— Маджнун! — окликнул он. Писарь тайн поднял голову. — Поднимай братьев.

Бедреддин вышел во двор. Тенью метнулся за ним Джаффар.

Тьма. Шелест леса. Вой пса.

Небо вызвездило, предвещая холода. Звезды мерцали, далекие, ясные.

Вспомнился друг его юности Муса Кади-заде. Давний их спор: «Тебе — люди, мне — звезды…» Уроки покойного учителя Фейзуллаха, одержимого числами, звездами.

Бедреддин вгляделся в небо. Может, звезды и впрямь подскажут решенье? Венера восходила в созвездье Тельца. И стояла так близко от Марса, чуть ли не рядом. По всем канонам науки это предвещало беду.

Бедреддин горько усмехнулся: сколь часто звезды предсказывали то, что было ведомо и без них.

До рассвета оставалось недолго. Он возвратился в дом. Достал часы, когда-то подаренные ему в Каире. Сколько людей успело за эти годы исчерпать свое время до последней песчинки. Много ль осталось ему самому?

Он поставил часы рядом. Беззвучно заструился песок. Сподвижники ждали слова учителя. Он сказал:

— Звезды говорят о беде, но мы и так ее знаем: под Загорой нас обратили вспять, в Карабуруне, в Манисе соратники наши — да славятся их имена! — легли за Истину. Мы — живы. Нам решать: что дальше? Слово за вами.

Сподвижники молчали.

— Идти к Акшемседдину, собрать в стане силу и снова ударить. Не затем ли мы разослали гонцов, учитель? — спросил Ахи Махмуд.

— Наша сила в простом народе. А он верит: Истина там, где победа.

— Разве не так? — удивился Джаффар.

— Так, брат наш Джаффар, так. Но неужто ты позабыл: инс а н, зам а н, мек я н. Или запамятовал по-арабски? Люди, время, место, — перевел он, — вот что решает.

— В слове твоем — наша сила, шейх Бедреддин, — воскликнул Дурасы Эмре.

— Ты прав, ашик. В слове Истины, что открылась нам, — сила. Но она являет себя через людей. Ваше дело с Маджнуном нести его дальше, хранить до времени. Нынче время упущено. Когда оно представится снова, бог ведает.

— Впереди зима, — проговорил десятник Живко. — Как прокормимся мы в лесу? Крестьяне измучены…

— Вынесем, вытерпим все. Дождемся часа. Лишь бы учитель был с нами! — не выдержал Маджнун.

— Боюсь, Маджнун, ни моей, ни вашей жизни не хватит, чтобы дождаться. А ратовать придется теперь. Ты — воин, Азиз-алп, что скажешь?

— Драться! И победить!

— Можно ли победить, не веря в победу? Совесть в тебе не свирепа, воин. Не жаль тебе понапрасну пролитой людской крови…

— Был бы ты жив, учитель!

— Я не султан, Азиз-алп, чтоб спасать свою голову, посылая на смерть других.

— Уйдем в Валахию. Господарь Мирче примет. Пересидим…

— Сказано, Азиз-алп: я не султан, не принц, не бей, чтобы прятаться от одного властителя у другого. Чего бы стоило тогда наше слово…

Бедреддин глянул на часы. Почти весь песок был в нижнем сосуде. Вот-вот наступит рассвет.

В предутренней тишине послышался приближающийся стук копыт. Всадники спешились перед домом.

— Вот наконец и Шахин, — облегченно вздохнул Ахи Махмуд.

Пламя свечи заколебалось. Откинулся полог. Вошел не Шахин.

— Юсуф-бей?!

Тот не ответил, не поклонился. За ним еще двое, руки на ятаганах.

— Мы за тобой, шейх Бедреддин…

Юсуф-бей не договорил.

— Измена-а-а! — раздалось во дворе.

Крик захлебнулся. Все вскочили. Джаффар, напрягшийся, точно кошка перед прыжком, сделал было шаг, но Азиз-алп выверенным ударом всадил ему в спину кинжал. Суданец упал лицом вниз к ногам Юсуфа-бея. «Так вот кто кузнеца…» — мелькнуло у Дурасы Эмре. Лязгнули вытащенные из ножен клинки.

Бедреддин поднял руку: