— Сбежал, как есть сбежал! — Василий ударил себя кулаком в грудь. — Писульку оставил и сбежал. Я, пьяница, во всём виноват.

— Конечно, ты, — безжалостно подтвердил участковый. — Так что ж его искать-то, если своей волей. Пристал, должно быть, к нашей шпане — уголовщине-беспризорщине. Её у нас развелось немерено. От таких-то отцов…

— Я покаяние приму! Но ты же тоже должен… У тебя же обязанности милицейские. У меня сын пропал! Ребёнок! Тринадцать мальчишеских лет!

— Всего тринадцать? Эх! — Виктор Трофимович тяжело вздохнул и тут же скривился от запаха перегара. — Ну ладно, пиши заявление. Писать-то можешь?

— Я — могу. Я — всё могу, — быстро закивал Василий.

— Тогда пиши. Я сам в отделение отнесу, а то они как увидят тебя, такого красавца, так сразу на месте родительских прав лишат.

— А разве так можно — на месте? — встревожился Василий. — Так нельзя!

— Пиши, горе луковое! — воскликнул Виктор Трофимович. — Вот здесь сверху: начальнику двадцать третьего отделения милиции Смирнову К. Е… от гражданина Болотникова В… Как там тебя по батюшке-то? Геннадьевич? Значит — В. Г. Заявление…

— Виктор Трофимович! — Андрюшин голос в телефонной трубке дрожал от еле сдерживаемого возбуждения. — Виктор Трофимович! Опять!

— Что — опять? — Ангелина только что подала ужин — вареники со сметаной и шкварками. Холодная стопка и горячий чай ждали своей очереди. — Чего случилось-то?

— Питерские школьники снова с нашими схватились. Похоже, по наводке. Мне дружок позвонил, мы вместе в школе милиции учились, он теперь на вокзале. Я просил сообщать мне, если что. Виктор Трофимович, там — огнестрел!

— Что-о?! Огнестрел?! Лисы стволами обзавелись? Говорил же я…

— Да нет, Виктор Трофимович! В том-то и дело! Это питерские в наших стреляли! Попали, между прочим. Раненый есть. Какой-то Вонючка. Больше ничего пока неизвестно. Виктор Трофимович! — чувствовалось, как Андрюша прямо-таки подпрыгивает у телефона.

— Собирай информацию, я подъеду, — глухо велел Виктор Трофимович, отодвинул в сторону тарелку с варениками и тяжело уронил голову на руки. — Дожили! Дети в детей стреляют!

— Всё равно они нас сильнее — вот о чём думать надо, — задумчиво сказал Баобаб.

Стасик Орлов хмыкнул.

— И ничего смешного. Ты, я — ничего себе, драться можем. Ну, может, Варенец ещё, если разозлить. А Никита, а Витёк? И девчонки у нас… А они — бойцы с улицы, и старше, и крови не боятся…

— Так надо одним пацанам ездить…

— Ты будешь с этой Аи говорить? Пожалуйста! На меня она как глазищами своими глянет, так я себя и теряю… Нет, пускай уж девчонки…

— Может, нам вооружиться? — предложил Борька Антуфьев. — Ножи взять, напильники, ещё что?

Пацаны переглянулись. Разговор происходил в школе, в мальчиковом туалете, на третьем этаже. Никита и Борька сидели на подоконнике, обхватив руками колени. Стасик стоял, ухватившись рукой за чуть тёплую трубу отопления, Баобаб удобно пристроился на стульчаке. Все, кроме Никиты, курили.

— А чего… — одобрительно начал Никита.

— Ерунда! — решительно отмёл предложение Баобаб. — Ты, Никита, человека ножом ударить можешь? Нет! Это тренировка специальная нужна. И сила большая. А пугать — так они вряд ли испугаются. Они у тебя мигом ножик-то выбьют и тебя же на твоё же перо поставят.

— Верно Баобаб объясняет, — поддержал Стасик. — У меня и батя говорил: нормальному человеку на другого человека руку поднять — надо у себя внутри сперва революцию сделать. А батя-то у меня профессионал… О, стоп, братва, я придумал! Мы пушку возьмём! Это наверняка. Это любой, самый крутой испугается!

— Откуда ж пушка-то?

— У меня есть. У бати. Он её от меня в сейфе прячет, но я давно код подглядел. Помнишь, Никита, ты меня учил?

— Ну, помню, только это не я придумал, это в книжке «Труп возвращается» описано.

— Ну, труп — не труп, я сделал, как ты велел, и теперь код знаю. Проверял уже — открывается.

— Но отец-то заметит… Полезет — а пушки нет!

— Не, он туда только по субботам лазает, когда матери деньги на хозяйство выдаёт. А так — редко. У него на работе другая пушка.