— А вся техника, которая в нём есть, она… — глаза Альберта светятся маленькими зелёными огоньками, как светодиоды на электронной аппаратуре.

— Вот! Я же говорил! Я же тебе говорил! — кричит Косой Генке. — Он же ихний! Он же сейчас с ними добазарится и уйдёт! И всё!

— Не уйдёт, — вкрадчиво и негромко говорит Братец Кролик. — Никуда он от меня не уйдёт. Я его лучше сам кончу. И девчонку. Чтоб неповадно было…

— Правильно, Кролик! — визжит Шатун, которому надоело, что никто никого не бьёт. Следить за происходящим в интеллектуальном плане Шатун не в состоянии. Ума не хватает. — Вилли-Вилли! Отло-вилли! Уда-вилли!

Все бригадные пацаны, включая самого Вилли, улыбаются или смеются.

— Как же вы мне все надоели, — шепчет Генка.

— Успокойтесь, — говорит Вилли Кролику и Шатуну. — Вашим планам относительно меня всё равно не суждено осуществиться…

— Я тебе покажу — не суждено! — орёт Кролик прямо в лицо Вилли. Вилли улыбается, словно он в зоопарке и ему жалко сидящего в клетке Кролика. Эта улыбка заводит Кролика так, что у него даже кончик носа белеет.

Все понимают, что сейчас — начнётся. Витёк инстинктивно пятится назад, а Баобаб встаёт в боевую стойку.

— Здравствуй, Уи! Я так соскучилась! — лёгкая, узкая фигурка выныривает откуда-то из-за спин Альберта и Баобаба.

Девочка подходит к брату, и все присутствующие разом думают о том, что он, наверное, действительно её брат — они очень похожи, это бросается в глаза. Вилли счастливо улыбается, обнимает Аи, гладит рукой по спине, она легонько трётся щекой о его плечо. Потом оба встают спина к спине и разворачиваются в разные стороны — Уи лицом к школьникам, Аи — к бригаде Лисов.

Глаза Аи останавливаются на лице Старшего Лиса, и Генрих Лис впервые в жизни думает о том, что, сложись всё иначе, и он мог бы когда-нибудь кого-нибудь полюбить. Но этого уже не случится, потому что девочка с сиреневыми глазами сейчас уйдёт. Он не понимает, как и куда она могла бы уйти, но знает, что это произойдёт. Просто знает, и всё.

— Мы благодарны вам, — говорит Аи. — Вам всем и каждому в отдельности. Нам жаль, что мы — это не совсем то, на что вы, может быть, рассчитывали. Но ведь всегда бывает именно так — ждёшь одного, а получается другое…

— Чего ты несёшь, с-сука… — Кролик прыгает вперёд и протягивает руку к горлу Аи.

Огибая с двух сторон развалины сенного сарая, взметая снежную пыль и натужно ревя моторами, в ложбину вылетают два джипа, резко останавливаются, двери распахиваются сразу с обеих сторон.

— Стоять!

— С-суки! — Кролик рвёт на груди куртку.

— Отец?

— Максим Палыч?

— Папаня?

— Папа? — Витёк выглядит наиболее изумлённым из всех. Именно с его отцом как-то совсем не вяжется гонка на джипах, упёртые в бригаду Лисов стволы какого-то оружия… А с ним самим, с Витьком Савельевым, всё это вяжется? Со всем его гимназическим седьмым «А»?

Старший Яжембский цепко оглядывает сцену действия.

«Кажется, успели. Вот наши дети, вот Владек, и Стас, и маленький Витёк. Непонятно, где Тадеуш. Вон, у тех, в стороне, Марина. Вроде бы цела. Может быть, удастся закончить всё миром. Только бы Мезенцев и его боевики не психанули… А где же инопланетяне? Что-то не видно… Матка Боска! А это-то что такое?! Предводитель этих, озерских? Езус Мария! Да он же карлик, урод! И вон тот, рядом с ним, где у него зрачки-то? И другие… Какие тут, к чертям собачьим, космические монстры, какие инопланетяне! Вот они, монстры, здесь, рядом, вполне земные, нашим земным умом, точнее, безумьем, сотворённые… Холера ясна! А это-то кто такие?!»

Со стороны шоссе, размахивая бутылками, палками и каким-то ещё, столь же грозным оружием, приближалась толпа нетрезвых, небрежно одетых людей. Впереди всех уверенно шагал Василий. Увидев джипы и вышедших из них людей, он наставил на них указательный палец и пронзительно закричал:

— Вот! Видите! Что я вам говорил?! Они в наших детей стрелять собрались! Из пистолетов — в детей! Не смейте, сволочи! В меня стреляйте, раз так! Где мой Сёмка? Куда вы его, сволочи, дели?!

Все замерли, никто ничего не понимал, и только умный и злой Генка, которому как-никак уже исполнилось двадцать лет, сумел оценить юмор ситуации: алкаш впереди — это, по-видимому, отец нового Семёна. А приведённые им бомжи и пьяницы — обычные жертвы бригады Лисов — теперь пришли защищать их от питерских братков. Ха-ха-ха! Как странно устроен этот мир! В заключительном сражении Добра и Зла всё окончательно перепуталось. Вилли тоже оценит… А где, кстати, Вилли? Где чудесная девочка Аи, его сестра? Где они?!!

Генка зажмурился, потом снова открыл глаза и понял: их нет и не будет уже никогда. Внезапно он увидел у своих ног маленький саквояж, который до последних минут держал в руках Вилли. Почему-то это показалось необыкновенно важным. Не обращая ни на кого внимания, Генка присел, раскрыл саквояж. Увидел какие-то баночки, флакончики, ампулы… Поверх всего лежал свёрнутый листок бумаги. Генка достал его, развернул…

Явление толпы агрессивно орущих оборванцев вызвало оцепенение у большинства присутствующих в ложбине, но как-то разморозило старшего Мезенцева.

— Доча!!! — взревел он.

— Папа! — пискнула Марина, бросаясь вперёд. Один из стоящих рядом пацанов схватил её за воротник куртки, удержал.

— Ну всё, гады, вы попали! — заорал Мезенцев, выхватывая пистолет.

— Не стреляйте, не надо! — закричал Максим Палыч, бросаясь к Мезенцеву и пытаясь перехватить его руку.

— Задавим гадов! — качнулась вперёд толпа пьяниц, а однорукий Паша швырнул в джип пустую бутылку. Бутылка глухо звякнула по крыше, скатилась на капот.

Внезапно раздался выстрел, и посередине пустой площадки между группами людей фонтанчиком взлетел снег. За выстрелом последовал ещё один.