Шрифт:
– Теперь понятно… Вы подождали Свету, пошли за ней и так далее… А в гостиницу почему не через дверь вошли?
– Так не только я за ней шел. Ее еще двое сопровождали. Я их потом в холле гостиницы увидел и решил зайти в тыла.
Жаль, что в этот момент никто не смотрел на Гутмана. На его лице плясали шекспирские страсти… Двое в холле вполне могли быть стрелками с подмосковного поля, которым не терпелось исправить ошибку… Получалось, что этот мятый архивариус с дворянской фамилией спас жизнь бедному еврею.
Саша не удержался и вклинился в разговор:
– Пока мы здесь трепались, двое стрелков в холле нас пасут. Дождутся подкрепления и пойдут на штурм. Пора сматываться… Ты, дорогой Вадик, первым. Как пришел, так и уходи… Оставь адресок. При следующей встрече с меня ящик коньяка.
– А вы кто, простите?
– Я, Гутман, главарь банды… Шучу! Мы ребята хорошие и Шишова вашего во власть не пустим.
Мышлевский быстро засобирался, проскользнул в коридор и исчез за шторой около пожарной лестницы.
Гутман запер дверь и скомандовал:
– Пять минут на сборы… Брать самое необходимое: документы, деньги, зубную щетку… Я сегодня снял дачу на Волге. Попробуем добраться до дома гражданина Валерия Кошкина… Странно, этот Мышлевский, а тот Кошкин. Какие-то кошки-мышки получаются.
Гутман не успел закончить мудрое замечание – ручка двери задергалась, кто-то постучал и внятно произнес: «Откройте! Я ваш сосед из двадцать пятого номера. Вы нас заливаете…»
Стандартный прием с залитым соседом в этой компании не проходил. Гутман и Крылов – профи, да и Лана с Гошей не лопухи.
Кроме того, голос у говорящего был неестественный, елейный, как у волка, парадирующего козу: «Козлятушки – ребятушки! Отворитися, отопритися…»
Гутман все последующие команды раздавал жестами. Он схватил со стола бутылку свадебного шампанского, заготовленного Гошей для брачной ночи, и высоко поднял ее над головой. Это означало: «Вооружайтесь!»
Потом он легко прыгнул к шкафу, приоткрыл его, примерился и махнул остальным: «Прячьтесь!»
Последний жест к Лане: «Тебе открывать дверь».
Олег схватил хрустальную пепельницу и спрятался в ванную.
Гоша раскрыл средних размеров перочинный нож, который всегда носил при себе, и, как застигнутый мужем любовник, юркнул под кровать… Впрочем Гутман в шкафу еще больше напоминал этот анекдотический персонаж.
Лана откинули на кровати одеяло, сбросила с себя платье, подошла к двери и повернула ключ.
В номер ворвались двое быков с пистолетами, потом вошел главный – плешивый коротышка лет пятидесяти.
Форма одежды Ланы сделала свое дело: быки бросили взгляд на пустую комнату и уставились на нее.
Лана, естественно, смутилась, медленно поплыла к кровати, забралась на нее и стала натягивать на себя одеяло. Эту сцену она уже репетировала час назад, когда к ним ворвался мятый архивист Мышлевский.
При этом Лана «косила» под проститутку, выставляя вперед, то правое, то левое плечо и капризно приговаривая: «Ой, ребята, что это вы меня так напугали. Я вся дрожу…» А еще она стреляла глазами и вертела ножкой, которая случайно вылезла из-под одеяла.
Быки размякли. Они стояли столбами, глупо улыбались и еще глупее перемигивались.
Коротышка был, очевидно, не по этой части. Женские прелести его уже не волновали.
Он отодвинул одного из своих бойцов, подошел к Лане вплотную и зло спросил:
– Где Гутман?
– Хто?
– Гутман где? И остальные тоже. В этом номере четверо должно быть.
– А нас и есть четверо.
– Кончай дурочку валять. Где эти сволочи? Друзья твои где?
– Я с плохими ребятами не дружу…
Быки захихикали… Коротышка развернулся, сверкнул глазами, восстанавливая дисциплину, и приказал:
– Обыскать все! И прекратите не нее пялиться… Как дети. С кем приходится работать.
Быки нехотя начали обыск. Но и тут они продолжали заигрывать с девушкой в кровати. Каждое свое действие они сопровождали шутками: «А не прячется ли Гутман на балконе? Нет его здесь. И под столом нет. Может быть он в шкаф забрался? А я ванну проверю и возьму его голенького…»
Подошедший к шкафу не успел открыть дверцу. Его остановил победный возглас второго быка, того, который стоял около двери в ванну. Победа еще не было, но дверь, запирающаяся изнутри, не открывалась.