А сейчас для многих «защитников свободы» эти дни вспоминаются как удачный старт в новую богатую жизнь… Как, понимаешь, трамплин с загогулиной!

Да, теперь для обывателей их высокое звание воспринимается как «участник штурма Зимнего»..

«Скоро годовщина тех событий… Достойно надо отпраздновать. Теплоход возьмем или дворец какой-нибудь загородный… Вероятно, что Чикин это и хочет обсудить.»

Последнее время они чаще всего встречались на совещаниях… Они боролись за правовое государство! Они доказывали необходимость активизировать борьбу с организованной преступностью, с коррупцией… Но должность Чикина была выше! Он наставлял на верный путь, журил, требовал, а Корноухов соглашался, оправдывался, обещал…

Да, «трамплин» Чикина оказался значительно выше. Он смог допрыгнуть почти до самой вершины, а главное, обосноваться там прочно, надежно… Теперь он «особа, приближенная к самому…»

Точно! Прямой доступ имеет…

Интересно, почему он не вызвал к себе, в кремлевский кабинет?

Юра Чикин предложил встретиться «под хвостом»… Корноухов понял сразу: это на Тверской, за памятником Юрию Долгорукому.

Но почему не сказать прямо?.. Неужели и Чикин боится, что его слушают?

А ведь мы тогда именно против этого и боролись! Против всепоглощающего страха, против власти «солдат железного Феликса»… А сейчас со всех сторон можно ожидать ловушки.

Да, за что боролись, но то и…

Корноухов первым заметил Чикина… Тот стоял около черной «Волги» и нервно смотрел на часы.

Завидев Бориса Петровича, он жестом пригласил его в машину и сам первым юркнул на заднее сиденье.

– Шофера я погулять отправил… Трудный у нас с тобой разговор будет. Ты позволь мне, Борис Петрович, откровенно…

– Именно! Именно – откровенно… Мы же с тобой как братья. Мы же в те дни щи из одного котелка хлебали.

– Не было тогда щей, Борис!. И кваса не было!.. Были гамбургеры и кофе заморский… Но мечты светлые были! А некоторые из нас предали эти мечты… Половина наших уже там, за бугром. Лекции читают о борьбе за свободу. А те, которые здесь остались – еще хуже! Один за другим в лужу садятся!.. Кто жопой, а кто и мордой в грязь.

– Я, Юра, не понимаю…

– Сейчас поймешь!.. Ты знаешь, что Елагина исчезла?

– Нет, она мне уже неделю не звонила. – Корноухов запнулся, понимая, что сказал лишнее.

– Да ты, брат, покраснел!.. Ты что думал, что о твоих шашнях никто и не знает?.. И не в ней дело: исчезла так исчезла! Тебе даже лучше!.. Дело в другом…

Чикин замолчал и начал глубоко дышать, собираясь сказать что-то важное.

– Вот, трусливая душа, никак начать не могу… Я сейчас с совещания. Только что узнал!.. Они… То есть мы… Мы взяли какого-то Лобачева. Он начал давать показания. И всё, абсолютно всё валит на тебя… Мол, ты какого-то подследственного жизни лишил. И ты жену банкира Назимова приказал убрать. И на даче у Елагиной с тобой какая-то темная история приключилась… Они уже обыск там делали. Бумажник твой в земле нашли.

– Слушай, Чикин… У меня есть несколько дней?

– Нет у тебя дней!.. Часы у тебя есть. Или еще хуже – минуты… Сейчас согласование идет, а вечером ты наверняка не домой спать приедешь… И я тут с тобой рискую! Подставляюсь, понимаешь!

– Что можно сделать?

– Что делать?! Бежать, прятаться, топиться!.. Все что угодно делать, но не попадать под следствие и суд… Не надо пачкать нашу идею! Хватит нам позора… Народ и так уже считает – кто демократ, тот вор.

Корноухов вернулся к себе.

Помощник, вставший при его появлении, бодро сообщил, что на семнадцать часов назначено важное совещание… И что Генеральный просил его никуда не уходить.

Борис Петрович все понял… Оставалось чуть больше трех часов.

Он открыл сейф и с тоской посмотрел на синюю папку… В ней было много неприятных документов.

Уничтожить?.. А зачем? Лучше уже не будет!

Но он все же достал папку и вынул из нее конверт, в котором лежала таблетка… Вторая таблетка!

Первую откушал этот хмурый Слесарь. И через три часа он мирно и незатейливо покинул этот мир с «инфарктом»…

Борис Петрович взглянул на часы… До «совещания» оставалось ровно три часа.

Он придвинул к себе стакан с остывшим чаем и дрожащей рукой положил таблетку в рот.

Просто сидеть за столом не хотелось… У него еще уйма времени.

Он встал, запер изнутри дверь кабинета, придвинул кресло к окну и удобно устроился, облокотившись на подоконник.

По всем правилам он должен был очистить свою душу, вспомнить всю жизнь, попрощаться с друзьями, с родными… Но думать и вспоминать не получалось.