– Как хотите. Только пить ему много не давайте. Опять на неделю загуляет…

калитка была не заперта. Дом каменный, крепкий, но маленький. Три ступеньки на крыльцо и опять полуоткрытая дверь.

Дон показал Ракитскому два пальца и резко направил ладонь правой руки в сторону двери. Это должно было значить: «Действуем вместе. Врываемся стремительно».

Следователь сидел перед старым круглым столом в центре комнаты. Он не потянулся к пистолету, не бросился к окну. Он вообще не пошевелился. Руки его безвольно свисали вдоль спинки стула и были к ней же и привязаны. Он молчал и только косил глазами, пытаясь рассмотреть синяк под своим левым глазом.

Картина была неожиданной и ворвавшиеся в комнату налетчики на несколько минут замерли, после чего Дон начал соображать: «Если следователь связан и у него синяк, то кто-то же это сделал. И этот кто-то может стоять сейчас за спиной».

Дон приготовился к прыжку с разворотом, но не успел. Сзади раздался вкрадчивый ласковый голос:

– Не шевелиться! Стреляю без предупреждения… Руки за спину и осторожненько сесть на диван.

Ракитский моментально выполнил команду. Дон хотел не подчиниться, но что-то холодное уткнулось ему в спину и он, сомкнув руки на пояснице, поплелся к дивану.

Когда Дон развернулся и сел, оружия у нападавших он не увидел. Один что-то спрятал в карман, а другой сделал характерный жест, при котором запихивают пистолет за брючный ремень на спине.

Ракитский узнал только одного, которого он поил водкой перед Мелитополем.

Дон знал обоих. Правда, Мартова он видел только на кассете, но запомнил достаточно хорошо.

Разговор принял неожиданный оборот. Мартов был сама доброта:

– Не обижайтесь на меня. Вы хорошо знаете, уважаемый Виктор Олегович, что у меня есть поводы злиться на вас, но я все простил. На данном этапе мы с вами друзья. У нас общие цели. Вы мне очень нужны. А я вам нужен еще больше… Давайте детали обсудим наедине. Пусть молодежь покурит на природе. Господин Ракитский! Отвяжите следователя от стула и вместе с Леонидом положите его в тенечек под дом. Только не на мокрое – боюсь простудится…

Дон лихорадочно вырабатывал линию поведения. «Мартов не знает о кассетах и потому так спокоен… Или он так спокоен потому, что все знает. Но зачем тогда я ему нужен? Интересно, он уже нашел деньги, которые спрятал следователь. Искал, если судить по синяку…»

Когда следователя уволокли, Мартов продолжил дружескую беседу:

– Вы, господин Дон, находитесь в плену заблуждений. Вы ошибаетесь буквально во всем. Вот вы, например, считаете, что у вас есть против меня и моих друзей страшное оружие в виде двух кассет?

– Да!

– Так их уже нет. То есть в природе они существуют, но в «Аркадии» их нет. Украли их у Бабкина. К сожалению, не я украл… Далее! Вы думаете, что вчера гонялись за кейсом с двумя сотнями долларов. А их подменили. Там были куклы.

– Кто подменил?!

– Это мы спросим у Романа из Полтавы. Вы думаете, что он мертв?

– Да.

– А он жив. И жена его бежала из «Аркадии». Но это не самое для вас страшное. Вот на этой кассете признания Бабкина. Целая поэма о вас. Как вы готовили убийство Глеба Славина, а убили его брата. Ну, и другие мелочи подобного рода. Перед смертью Бабкин был очень откровенен.

– Илья умер?

– Убит, уважаемый Виктор Олегович. Думаете мной? Милиция так не думает. Она ищет Глеба Славина.

– Но он мертв!

– Опять ошибочка. Именно он с друзьями приходил в «Аркадию» в ночь убийства. Он украл кассеты и освободил Наташу. И у него, кстати, есть вариант признания Бабкина против вас… Без вас, Дон, мне трудно найти Глеба Славина. Предлагаю сотрудничество: вместе находим все вредные для нас кассеты, уничтожаем их и убираем людей, которые их видели.

– Но я их тоже видел.

– Виноват, Дон. Изменение в тексте договора: убираем всех, кроме вас. Завершаем все, разбегаемся и забываем друг о друге. Идет? Тогда по рукам… Начинаем работать. Зовите Ракитского. Пусть едет в Полтаву и ищет следы своего родственника по имени Роман. Пока это первый вопрос: а был ли мальчик из Полтавы?

В какой-то момент Сережа Ракитский решил не возвращаться в Москву. Здесь в Полтаве его все любили. Для сравнительно маленького города он был Артист, звезда первой величины. А в столице соседнего государства его надо было рассматривать в телескоп.

Но Москва все равно манила к себе. Он хотел вернуться и боялся. Не закона – тут он был почти чист. Не убивал, не грабил. А устраивать спектакли для богатого бизнесмена никому не запрещено. На мошенничество его действия не тянули. Самый большой грех – клофелин в водке. Но Свирин заявлять не станет. Не тот случай.

Ракитский боялся не закона, а Дона…

Романов в Полтаве было много, но того самого никто не знал. Не было такого родственника. И свадьбы с Наташей не было. И письма об их приезде родители не писали.