– Не надо. Ничего не говори… Мне так хорошо сейчас. Раньше я всем завидовала. Считала, что никого не смогу полюбить… Теперь пусть они нам завидуют. И пусть у всех будет как у нас.

Роман вздрогнул и зажмурился. Он понял, что делает большую глупость и завтра, возможно, будет себя ненавидеть за это, но… Последние три слова застряли в голове и быстро прыгали по полочкам памяти… «Как у нас, как у нас, Каунас».

– Наташа! Я все понял. Это она.

– Кто?

– Она убийца.

– Кто?

– Да Елизарова же, Мария Семеновна Елизарова, улетающая… Сколько до взлета? Два часа. Регистрация еще не началась… Через минуту все объясню. Только два срочных звонка.

Роман подбежал к телефону и начал терзать свою старенькую записную книжку:

– Девушка, мне срочное сообщение на пейджер. Для номера тринадцать, двадцать пять. Диктую: «Олег, задержи вылет Марии любым способом. Это очень важно. Мы едем к тебе. Встреча в местной милиции. Роман…» Девушка, передайте это три раза через каждые пять минут.

Второй телефон Роман нашел быстро. Хорошо иметь домашние телефоны следователей!

– Это ты, Жулькин? Не разбудил? Слушай, Виктор, внимательно. Ты обещал отпустить Ласкина, когда у тебя будет настоящий убийца? Отпускай! Через час ты возьмешь злодея… Ты прав, Витя – злодейку… Хватай дежурную машину и в Шереметьево. Нас с Наташей на Белорусском, подхватишь на площади. Мы через сорок минут будем около памятника буревестнику революции… Да, и на завтра готовь опознание со своими старушками. Все!

Роман положил трубку и задорно посмотрел на Наташу. Она тоже заразилась его азартом и ждала, когда он выложит ей свою гениальную версию. Но адвокат молчал. Более того – радость победителя, которая еще минуту назад светилась на его лице, сменилась на неуверенность и даже страх.

– Я, Наташа, такую кашу сейчас заварил. Если я не прав, то… Лучше и не думать.

– Проверить можешь?

– Могу, но не хочу. Ты обидишься.

– Почему?

– Придется Балабановой звонить.

– Так звони! У тебя в левом кармане пиджака ее номер телефона. Когда я отвернулась, она начирикала его на салфетке и сунула тебе.

– Глазастая ты, Наталья! Придется никогда тебя не обманывать.

– Я согласна.

– Тогда возьми с полки вон ту синюю книгу. Найди в конце страничку с вечным календарем и слушай.

Роман набрал номер и включил громкую связь. Балабанова долго не снимала трубку. Очевидно, уже спала. Но это и удобный повод для начала разговора:

– Извините, Татьяна Игоревна. Я, должно быть, разбудил вас?

– Это ты, Роман? Как хорошо… Я не спала. Я немножко думала. И думала о тебе. Ты почему не остался, дурачок? Приезжай сейчас! Ты уже проводил свою девочку?

– Проводил. Но я пока еще работаю. Надо Елизарову подстраховать. Пока она не улетела я не могу с места двинуться… Нужна ваша помощь.

– Готова на все, что угодно. Но потом сразу ко мне. Договорились?

– Обещаю! Маленький вопрос, Татьяна Игоревна. Когда у вас день рождения?

– Восьмого августа.

– А в каком году Елизарова своего первого мужа накрыла с любовницей? Помните, вы мне рассказывали? Это как раз в день вашего рождения было.

– Конечно помню. Это было мое двадцатилетие. Значит – семьдесят четвертый год… Ох, хитрец! Ты специально все это спрашиваешь, чтоб узнать мой возраст? Да, Роман, мне уже сорок пять. А на сколько я выгляжу?

– На тридцать пять! Максимум – на тридцать восемь.

– Так мне все говорят… Но я не только внешне молода. Ты еще узнаешь.

– С удовольствием. Но еще один маленький вопрос. Вы говорили, что у Елизаровой муж погиб ровно через год. Когда точно?

– Это было за день до моего дня рождения. Значит – седьмого августа семьдесят пятого.

– Спасибо, Татьяна. Как только смогу, позвоню. Привет!

Роман положил трубку и бросил вопросительный взгляд на Наташу. Та уткнулась в книгу и считала. Потом она подняла глаза и посмотрела на него, как на фокусника.

– Все сходится, Роман.

– Что?

– Первая дата – это четверг.

– А вторая?

– Тоже четверг.

К ночи с машинами посвободней. Жулькин раздобыл «Москвич» с мигалкой. Дежурная милицейская тачка неслась по почти пустому Ленинградскому проспекту, периодически заявляя о себе воем сирены.

Там, на площади Белорусского вокзала Жулькин не стал ни о чем расспрашивать Романа. Спешим, значит спешим!

Но в машине он повернулся к возмутителям спокойствия и предупредил: