Шрифт:
До глубокой ночи у военного городка бурлила пестрая многотысячная толпа. Звучали песни, звенел гонг.
— Вансуй! Вансуй! — взлетало над толпой.
А на мостовой, над пестрым морем соломенных шляп все метался зубастый дракон и никак не мог догнать красный шар...
XI
Узкие кривые улицы китайской части Мукдена кишели народом. Дымились уличные жаровни, кричали лоточники, торгующие снедью, по мостовой бродили кули с коромыслами на плечах, а на тротуарах шла бойкая торговля разной галантерейной мелочью, аптекарскими товарами.
Шагая с патрулем по тесному тротуару, Иволгин с любопытством приглядывался к чужой, незнакомой жизни. На коричневых стенах домов пестрели черные иероглифы, красно-синие флажки, на магазинах — длинные броские вывески «Чурин и К°».
Солнце калило уличные камни, нагревало напоенную ливнями землю, было душно, как в парной бане. От жары, пряных запахов и людской толчеи рябило в глазах, сохло во рту.
На углу под тенистым грабом дымилась жаровня. Пахло чесноком, луком и жареным мясом. У столика хлопотал расторопный китаец с туго заплетенными косичками.
— Чифан, куша, куша! — зазывал он клиентов, хлопая по столу тонкими жгутами теста.
В толпе китайцев попадались иногда русские. Поликарп Посохин по-ястребиному поглядывал на них, особенно на бородатых стариков.
— Все атамана Семенова ищешь? — спросил Юртайкин.
— Неплохо бы свести мне личные счеты с бородатым бесом, — ответил Поликарп. — Я бы ему напомнил про Чегырку...
Иволгин тоже смотрел на каждого бородатого с ненавистью. «Не этот ли гад моему батьке руку ломал?» — думал он.
Из окон кафе доносилась музыка, топанье каблуков, на заигранной, треснутой пластинке тосковал голос Вертинского:
И снилось мне: в притоне Сан-Франциско Лиловый негр вам подавал манто...Чем ближе к центру города, тем больше рикш. Бегут, бегут со своими тележками, шлепая босыми ногами по накаленным камням мостовой. Унизительнее такого труда невозможно что-либо придумать: человек везет на себе за деньги другого человека! «Вот она «зона процветания»! Носители восточной цивилизации хотят, чтобы и по Чите, Хабаровску и Владивостоку сновали такие же коляски», — подумал Иволгин.
Вот катит тележку худой, сгорбленный рикша с тонкой, жилистой шеей. Он дышит как загнанная лошадь, а в коляске восседает холеный господин, равнодушно поглядывая по сторонам: у него есть деньги!
Иволгину захотелось вытряхнуть из коляски этого господина, и он едва сдержал себя: во внутренние дела города вмешиваться запрещено.
«И что это за несуразица, — подумал он. — Патрулей посылают для порядка, а порядок наводить не позволяют. Мы — полномочные представители Советского Союза. Мы должны бороться с несправедливостью. Какие же мы представители, если видим такую несправедливость и не можем вмешаться?»
Вчера Илько Цыбуля остановил на улице рикшу и стал вежливо стыдить мандарина за то, что тот ездит на человеке. Про то узнал Державин и сказал бойцу: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят».
На перекрестке Сергей увидел сгорбившегося старика рикшу. Он жадно хватал ртом воздух и еле тащил свою тележку. Посередине мостовой пробежал молодой здоровенный рикша. Слева нагонял его, покачиваясь из стороны в сторону, еще один. А за ним... Что такое? В коляску был впряжен худенький мальчишка. Глянул на него Иволгин и глазам своим не поверил. Это был знакомый ему китайчонок Ю-ю. Конечно же, он! Вон и дареная красная звездочка на соломенной шляпе...
— Зыдыласте! — обрадовался Ю-ю, узнав Иволгина.
Мокрое от пота темно-коричневое тело маленького рикши блестело на солнце, будто он только что вылез из воды. Ю-ю тяжело дышал, пот заливал ему лицо, на шее часто билась набухшая жилка.
— Зыдылавия зылаю! — Ю-ю приставил к виску ладонь, желая напомнить об их встрече там, в деревушке Хаонлинь.
Когда Иволгин смотрел на незнакомых рикш, он еще сдерживал себя, но, увидев в упряжке «своего» китайчонка с красной звездочкой на шляпе, не выдержал.
— Ты что это запрягся? Лошадь, что ли? — спросил он. — Ты почему их возишь? — Он перевел тяжелый взгляд на пассажира и оцепенел от неожиданности: в коляске сидел мистер Скотт — в клетчатом костюме и лакированных ботинках. Он с удивлением смотрел на Иволгина и никак не мог понять, в чем дело.
— Что вы делаете? — спросил Иволгин, часто моргая глазами, точно хотел убедиться, не мерещится ли все это ему.
— Едем со мной! — выкрикнул мистер и, выбросив вперед длинную костлявую руку, добавил: — На Индию.