Выкупы имели не только сомнительную ценность с точки зрения борьбы с кризисом, можно обоснованно показать, что первые выкупы способствовали возникновению последовавших за ними проблем. Кредиторы, зная, что их кредиты будут выкуплены, стали менее осторожными, менее требовательными при подготовке кредитов. Заемщик, зная, что у них есть достаточная поддержка, не покупали страховки от валютного риска, они тоже считали, что их выкупят через МВФ. Поэтому они принимали на себя необоснованные риски {105} . Некоторые экономисты протягивают нить еще дальше: деньги, израсходованные на выкуп, питали спекулятивных акул. Спекуляция — пари на обрушение валюты — есть игра с нулевой суммой [102] . Спекулянты выигрывают за чей-либо счет. Иногда они делают ставку на другой исход, а именно, что обрушения валюты не будет. Но средний выигрыш выигравших равен среднему проигрышу проигравших, за вычетом транзакционных издержек, и таким образом спекуляция была бы заведомо проигрышным делом, если бы не одно обстоятельство: деньги, поступающие от МВФ и государственные средства, израсходованные в доблестной, но неэффективной попытке поддерживать валютный курс. Чем больше предоставляется для выкупов, тем более выгодным становится спекулятивный бизнес.

* * *

Все происходило точно так же, когда семена кризиса были посеяны в конце девяностых годов министерством финансов США. Сначала министерство финансов (и МВФ) проталкивали скорейшую либерализацию рынков капитала и финансовых рынков — открытие рынков этих стран для вторжения спекулятивных денег, приток которых может смениться отливом в течение одних суток, оставляя за собой в экономике опустошительный след. Проталкивалось ускоренное дерегулирование. Некоторые шутники говорили, что, испытав опустошительный результат дерегулирования банковского сектора с кульминацией в огромном выкупе долгов С&К, Соединенные Штаты не захотели быть эгоистичными и пожелали распространить свой опыт на все остальные страны. Но если Соединенные Штаты были достаточно богаты для того, чтобы вынести издержки такого мероприятия, другие страны были не в столь благоприятном положении. Либерализация рынка капитала является обоюдным мечом, но одно из его лезвий намного острее другого. Когда рынки настроены оптимистически, когда на них царит иллюзорное ощущение богатства, капиталы поступают в страну, и даже если только часть из них направляется на производительные инвестиции, темпы роста ускоряются. Но в предыдущих главах этой книги было уже показано, как в Соединенных Штатах за иллюзорным ощущением богатства последовал иррациональный пессимизм, так же это произошло и в других странах, только в гораздо более выраженной форме. И этот цикл время от времени повторяется. Но Соединенные Штаты справляются с этим чередованием фаз цикла достаточно успешно, а в развивающихся странах его последствия бывают намного более тяжелыми. В итоге эти страны при отливе капитала потеряли значительно больше, чем выиграли на его притоке.

В 1993 г. Совет экономических консультантов выступал против попытки министерства финансов вынудить Корею к ускоренной либерализации. Корея, в свою очередь, выдвинула план постепенной либерализации. Почти сотня финансовых кризисов, которыми была отмечена последняя четверть прошлого века, хотя и нанесла серьезнейший ущерб развивающимся странам, в то же время предоставила обширный материал, позволяющий выявить причины этих кризисов, среди которых главное место занимала ускоренная либерализация рынка капитала и финансового рынка. Зачем же нужно было подталкивать Корею к ускорению либерализации? Что выиграла бы Америка, если бы Корея либерализовалась на несколько лет раньше, чем она предлагала? Американские наемные работники не выиграли бы ничего, но фирмы с Уолл-стрита опасались, что постепенная либерализация могла привести на корейский рынок финансовые фирмы других стран или даже позволить корейским фирмам конкурировать на равных. В главе 4 мы уже видели, что дерегулирование в телекоммуникационном секторе привело к гонке — первый, кто утвердится на рынке, будет доминировать и получать монопольную прибыль (по крайней мере, в это верили участники гонки). Та же самая логика действовала и в случае с Кореей, многие американцы верили, что наши фирмы совершенно определенно будут победителями в этой гонке, если дать ей старт именно сейчас. Кто знает, как сложится ситуации через пять лет? К несчастью, как это обычно случается, при обсуждении ситуации, в центре которой находятся финансовые рынки, точка зрения министерства финансов одержала верх. Корею толкнули на ускоренное открытие ее финансовых рынков. Через четыре года тревоги Совета, к сожалению, реализовались. Министерство финансов США выиграло в споре, но Корея проиграла, и в ходе последовавшего финансового кризиса вместе с ней проиграл весь остальной мир.

Азиатский финансовый кризис 1997 г., разразившийся через год мировой финансовый кризис, наряду с кризисами в России и Бразилии, ясно показали, что дела идут как-то не так {106} . Было или должно было быть очевидным, что наличествуют системные проблемы. Когда на дороге есть крутой поворот и происходит одно-единственное дорожно-транспортное происшествие, можно возложить вину на водителя. Но если авария день за днем повторяется на одном и том же месте, можно предполагать, что есть какой-то дефект в самой дороге. На Соединенных Штатах, как на лидере свободного мира, лежала обязанность что-либо предпринять. Начались охватившие весь мир дискуссии на тему «реформирование архитектуры мировой финансовой системы». К громким названиям следует относиться скептически: чем громче название, тем скуднее содержание. Дискуссия шла в основном между теми же самыми участниками, теми же министерствами финансов и центральными банками, которые проявили такую беспомощность в управлении кризисами, и свелась она всего лишь к спору об изменении формы стола и перестановке стульев. Если война, как гласит знаменитое изречение Клемансо [103] , слишком важное дело для того, чтобы доверять его генералам, экономическое развитие и мировая экономическая стабильность слишком важные вещи, чтобы оставлять их в руках министров финансов и управляющих центральными банками передовых промышленных стран и международных институтов, ими контролируемых, — Всемирного банка и МВФ. Разумеется, если мы хотим создать более демократичную и более стабильную мировую систему.

Мало что было сделано в этой области. Вместе с продолжающимся и нарастающими кражами в мировой финансовой системе в настоящее время также растет ощущение, что в этой системе существуют серьезные дефекты — и одним из величайших провалов администрации Клинтона было то, что она ничего не предприняла, чтобы в них разобраться.

Причина этого, наверное, лежит на поверхности: хотя система плохо служила интересам новых рыночных экономик, Америка, и в особенности финансовые фирмы Соединенных Штатов, обслуживались хорошо. Ранее я уже отмечал, что Америка фактически выигрывала от замедления темпов мирового развития. Точно также, как у себя дома, инвестиционные банки делали деньги на организации мега-слияний, а если они оканчивались провалом, брали деньги за их роспуск; американские фирмы делали деньги, когда потоки капитала поступали в развивающиеся страны, и затем еще большие деньги на консультациях их правительств, как управлять притоком капиталов; когда же в стране начинался кризис, и при том очень часто вне зависимости от того, следовали ли правительства этим рекомендациям или нет, финансовые фирмы опять-таки делали деньги, советуя как проводить реорганизацию. Когда по советам министерства финансов США и МВФ страны подобно Таиланду начинали распродажу активов, западные финансовые фирмы по дешевке скупали корпорации в охваченных кризисом странах; иногда только для того, чтобы держать их в своих руках до начала оживления, а затем перепродавать, зачастую тем же тайцам, иногда — прежним владельцам. Какой бы оборот ни принимало экономическое развитие, инвестиционные банки делали деньги.

Нам следовало бы обратить, наконец, внимание на долговременные, почти очевидные проблемы существующей ныне системы, помимо периодически повторяющихся кризисов{107}. Фундаментальное значение имеет то, что практика часто противоречит принципам. Денежные потоки должны направляться из богатых стран в бедные. Однако год за годом наблюдается прямо противоположное — Америка, самая богатая страна мира, по-видимому, не способна жить по средствам, и заимствует у других более, чем по миллиарду долларов в день. Можно было бы подумать, что богатые, которые значительно способнее выдерживать риск, связанный с волатильностью процентных ставок и валютных курсов, должны взять бремя этих рисков на себя, в особенности когда они дают кредиты бедным. Уолл-стрит гордится своей изощренной способностью перемещать бремя риска на других, преимущественно на тех, у кого больше возможностей его выдерживать, с тех, у кого таких возможностей меньше. Тем не менее время от времени это бремя перебрасывается на плечи бедных стран. Когда ФРС подняла американские процентные ставки до беспрецедентных уровней, на С&К систему столкнули банкротство, но, как мы видели в главе 2, она была выкуплена. Латинская Америка, напротив, столкнулась с банкротством и потеряла целое десятилетие роста. Когда Россия девальвировала рубль в 1998, Молдова — в прошлом одна из наиболее благополучных частей Советского Союза, но потерявшая 70 процентов своего ВВП в ходе совершенно неудовлетворительно управляемого перехода от коммунизма к рыночной экономике, также должна была провести девальвацию; но поскольку ее долги были деноминированы в долларах и других твердых валютах, и без того трудно управляемый долг стал невыносимым; к 2002 г. 75 процентов государственного бюджета уходило на обслуживание иностранного долга. Конечно, никто не ожидал, что мир станет справедливым, но по крайней мере, в соответствии с экономическим пониманием, он должен был бы быть эффективным. Однако и другие подобные ситуации предполагают, что он как несправедлив, так и неэффективен.

Одной из коренных причин этой проблемы была международная резервная система. Каждый год все страны мира откладывают валютные резервы, как страховку от разных чрезвычайных обстоятельств, таких как резкий поворот в настроениях иностранных кредиторов или неожиданный коллапс экспортных цен. Бедные страны вынуждены держать значительные резервы, как правило, в низкопроцентных государственных облигациях США (или в еврооблигациях). Доходность этих фондов много ниже, чем если бы они использовали эти деньги для крайне необходимых им инвестиций в образование, здравоохранение, инфраструктуру или заводы. И снова Америка выигрывает от низкопроцентных заимствований у развивающихся стран: это происходит за счет бедных. Суммы, находящиеся в валютных резервах, велики — в настоящее время более 2 трлн долларов по миру в целом — и значительную долю составляют резервы развивающихся стран.

Когда развивающиеся страны под давлением Соединенных Штатов и МВФ сняли свои ограничения на заимствования за рубежом, Америка выиграла еще больше, но при этом способами, которые еще сильнее душили экономический рост в развивающихся странах. Рассмотрим для примера бедную страну, фирма которой взяла кратковременный кредит в американском банке на сумму в 100 млн долларов. Страна знает, что американский банк может в любой момент отозвать свой кредит, отказав в его возобновлении. (Часто вместо того, чтобы просто довести фирмы до дефолта, оказывается давление на правительство страны, чтобы оно предприняло какие-либо действия). Финансовые рынки присматриваются к тому, есть ли у страны достаточные валютные резервы для того, чтобы удовлетворить требованиям кредиторов по краткосрочным долларовым обязательствам не только правительства, но и фирм данной страны. Если резервов не хватает, велика вероятность возникновения паники на финансовых рынках. Правительства с учетом этого придерживаются осмотрительных правил, стремясь к тому, чтобы сумма их резервов превышала заимствования их стран. В нашем случае это означает, что правительство должно увеличить валютные резервы на 100 млн долларов. В чистом виде страна в целом не получает ничего. Но она выплачивает Соединенным Штатам, скажем, 18 млн долларов процентов, а получает взамен на свои резервы менее 2 млн долларов. Это выгодно Америке с точки зрения экономического роста, улучшает состояние ее бюджета, но имеет плохие последствия для развивающейся страны.