— Спасибо, но не могу, бабушка. Водитель посторонний человек, небось уже сердится. К теще ездил, весь багажник забил гостинцами, некуда класть. Меня просто попутно захватил.

— Так чего ты его в холоде держишь? Зови сюда, пусть чаю попьет.

— Некогда, бабушка. Спешит он. Побежала и я. Все же интересно, у кого батюшка Никодим мог мой адресок взять?

— Ума не приложу. Кроме как у меня, больше не у кого. Ульяна скрытная была, никому его не давала, ты только мне после похорон и дала. Помнишь?

— Да ладно, это неважно. Побежала я. Ой, забыла! Никак не уйду я, бабушка. Подруга просила узнать: кто в селе катает яйца, порчу снимает?

— После смерти Ульяны и Мани, упокой Господи их души, никого нет!

— А поблизости, в другом селе?

— А Бог его знает. Слышала, в Сосновке — баба Аныся, а больше не знаю.

— Спасибо, бабушка Маруся. Очень мне помогли. До свидания.

— Бог в помощь! Может, все-таки возьмешь яблучек?

Ольга села в машину и радостно сказала замерзшему, уставшему от ожидания Ивану Степановичу:

— Кое-что начинает проясняться. Поехали прямо, только медленно. Заедем, проведаем материнский дом и поедем обратно, домой.

Ее домашний адрес брала у бабы Маруси Галя, но не брала Софья. А где еще она могла его взять, разве что у Глеба? А заодно и ключи. А Гале зачем надо было спрашивать ее адрес, если она могла его узнать у Глеба? Все сходится на Софье. Завтра, на всякий случай, она перезвонит майору Бондарчуку и… — Вдруг она даже застонала от досады, почувствовав позывы к рвоте. Иван Степанович резко остановил «Жигули».

— Что с тобой? — испугавшись, с тревогой в голосе спросил он ее.

Немного придя в себя, она молча открыла дверцу машины, и ее начало выворачивать наизнанку, рвота была с желчью и кровью. В одно мгновение онемели ноги, голова поплыла кругом. Она почувствовала, что теряет сознание, и откинулась на Ивана Степановича. От кислого запаха, идущего из ее рта, его тоже стало немного мутить. Он слегка придерживал отяжелевшее бесчувственное тело, голова Ольги оказалась между ним и рулем, лишив его возможности выйти из машины. Интуитивно он стал массировать ей виски.

Сознание вновь вернулось к ней, но уже не было ясности мысли. В голове обрывки мыслей водили сумбурный хоровод, возникали непонятные ассоциации. С большим трудом поймала мысль, поразившую ее перед приступом: «Как некто смог или смогла выйти на Глеба, ведь я никому не говорила, где он отбывает срок заключения?»

Состояние ее здоровья с каждым днем становится все хуже и хуже. Необходимо завтра побывать в Сосновке у бабы Аныси, попытаться выяснить, уж не ее ли рук дело эта порча. Да и к Софье сегодня она уже не поедет. Завтра с утречка. Отец Никодим, по слухам, ранняя пташка. Как он уйдет, так она сразу же в дом. Сегодня никуда не хотелось ехать. Она с трудом подняла голову с колен Ивана Степановича и приняла сидячее положение.

— Будем ночевать здесь. В доме матери. Доедешь до того дерева, сверни налево, в переулочек, и сразу останавливайся. Там оставим машину на ночь. Дальше пойдем пешком, здесь недалеко — пятая хата справа.

— Не надо этого делать, Оля. Поедем лучше домой, по дороге заедем в больницу «скорой помощи». Тебе совсем плохо.

— Я лучше знаю, что делать. Ты должен понимать, что у меня осталось не так много времени. У тебя есть в машине питьевая вода? Лучше, конечно, минеральная.

— Сейчас принесу.

Ольга пила воду мелкими глотками, постепенно приходя в себя. Самочувствие у нее несколько улучшилось.

«Чувствую себя вместо очень плохо просто плохо», — подумала она и усмехнулась.

— Оля, давай все-таки… — начал было Иван Степанович, но она его прервала.

— Мы ночуем здесь!

— Я боюсь оставлять автомобиль без присмотра, — робко возразил Иван Степанович.

— Хорошо. Будешь ночевать в машине. Когда замерзнешь — придешь. Постучишь в окошко, я открою, отогрею. Дом не перепутаешь? Пятый с правой стороны, — напомнила она.

Иван Степанович заехал в указанный переулок и остался в машине, раздираемый противоречивыми желаниями. С одной стороны, ему не хотелось, чтобы больная Ольга находилась одна в пустом нетопленом доме, с другой стороны, он боялся бросить без присмотра «Жигули» — вдруг сельские умельцы «разуют» машину чужака, уволокут колеса, снимут магнитолу или спьяну бросят бутылку в лобовое стекло? С третьей стороны, он по-прежнему задавал себе вопрос: зачем ему надо было влезать в эту сомнительную историю? И снова уходил от ответа.