Когда тайский бат рухнул 2 июля 1997 г., никто еще не знал, что это начало крупнейшего со времен Великой депрессии экономического кризиса, который распространится из Азии на Россию и Латинскую Америку и будет угрожать всему миру. В течение десяти лет бат обменивался на доллар в соотношении 25:1; за сутки он упал на 25 процентов. Ширились валютные спекуляции, быстро охватив Малайзию, Корею, Филиппины и Индонезию. Начавшееся крушение валюты и биржевых курсов к концу года грозило втянуть в этот процесс банки региона и фондовые биржи, а за ними всю экономику. Сейчас кризис окончился, но некоторые страны, как, например, Индонезия, до сих пор ощущают его последствия. К сожалению, проводимая МВФ политика, осуществлявшаяся в это беспокойное время, способствовала ухудшению положения. Поскольку МВФ был создан с конкретной задачей предотвращения таких кризисов и организации выхода из них, факт провала его политики в столь многих областях потребовал переосмысления роли Фонда, причем многие в Соединенных Штатах и за рубежом призвали к перестройке ряда стратегий МВФ, равно как и его самого в качестве института. Действительно, ретроспективно стало ясно, что политика МВФ не только усугубила спад, но и была частично ответственна за его возникновение: излишне быстрая либерализация финансового рынка и рынка капиталов была, по-видимому, главной причиной кризиса, хотя сами страны, охваченные кризисом, допускали ошибки, сыгравшие свою роль. Сегодня МВФ признает многие, но не все свои ошибки - его руководство осознало, например, насколько опасна поспешная либерализация рынка капитала,- но изменение взглядов произошло слишком поздно, чтобы помочь пострадавшим странам.

Кризис застал наблюдателей врасплох. Незадолго до него МВФ даже прогнозировал быстрый рост. В предшествовавшие три десятилетия Восточная Азия не только развивалась быстрее и лучше справлялась с сокращением бедности, чем любой другой регион мира, но и сохраняла большую стабильность. Она избежала колебаний экономической конъюнктуры, свойственных всем рыночным экономикам. Эти внушительные достижения широко известны под именем «восточноазиатского экономического чуда». Говорят, что МВФ был настолько уверен в регионе, что назначил старослужащего преданного человека на пост директора по Юго-Восточной Азии как на спокойную, предпенсионную должность.

Когда кризис разразился, я был поражен, сколь жестко критиковали МВФ и министерство финансов США азиатские страны. Согласно МВФ, азиатские национальные институты насквозь прогнили, их правительства полностью коррумпированы, и все там нуждается в реформировании. Эти яростные критики вряд ли были экспертами по региону, и их утверждения резко противоречили моим представлениям. Три десятилетия я ездил по региону, изучая его. Лоуренс Саммерс в бытность свою вице-президентом по исследовательской работе попросил меня от имени Всемирного банка принять участие в большом исследовании «восточноазиатского чуда», возглавив группу, изучающую финансовые рынки. За почти два десятка лет до этого, когда Китай только начал свой переход к рыночной экономике, меня пригласили туда для участия в обсуждении стратегии развития страны. В Белом доме я продолжал следить за регионом, возглавляя, в частности, группу, которая составляла ежегодные доклады по АТЭС (Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество, группа стран, расположенных на побережье Тихого океана, ежегодные встречи лидеров которых привлекали все больше внимания по причине растущего экономического значения региона). Я активно участвовал в дебатах по Китаю, происходивших в Совете национальной безопасности, причем в то время, когда напряженность вокруг концепции «сдерживания» [27] , выдвинутой администрацией, доходила до крайности. В качестве члена кабинета меня послали для встречи с премьером Китая Чжу Жунцзы с целью урегулировать положение. Я был одним из немногих иностранцев, которых приглашали на ежегодную августовскую загородную встречу лидеров страны в узком кругу для обсуждения политического курса.

Меня поразило, как институты этих стран могли оказаться столь прогнившими, если они на протяжении длительного времени так хорошо функционировали? Разница в оценках региона между тем, что было известно мне, и обвинениями МВФ и министерства финансов казалась малопонятной до тех пор, пока я не вспомнил бурную полемику вокруг самого «восточноазиатского чуда». МВФ и Всемирный банк почти сознательно избегали изучения региона, хотя можно предположить, что ввиду его успехов они естественным образом стали бы обращаться к его опыту для использования в других местах. Только под давлением Японии, предложившей оплатить расходы, Всемирный банк занялся исследованием проблемы экономического роста в Восточной Азии (окончательный доклад опубликован под названием «Восточно-азиатское чудо»). Причина была очевидной: эти страны добились успехов не только вопреки тому, что не последовали в большей части диктату Вашингтонского консенсуса, но именно потому, что они ему не последовали. Хотя эти выводы экспертов в окончательном, официально опубликованном докладе были приглушены, в проведенном Всемирным банком исследовании «восточноазиатского чуда» была выявлена важная роль, которую сыграло государство. Это радикально отличалось от столь излюбленного тезиса Вашингтонского консенсуса о минимизации роли государства.

Некоторые люди, не в международных финансовых институтах, а в академических кругах, задавались вопросом: а было ли на самом деле чудо? «Все», что происходило в Восточной Азии, сводилось, по их мнению, к накоплению больших сбережений и их умелому инвестированию! Но такой взгляд на «чудо» упускает главное. Ни одна другая группа стран в мире не добилась такой нормы сбережений и такого удачного размещения инвестиций. Именно государственная политика обеспечила странам Восточной Азии одновременное достижение обеих целей{9}.

Когда разразился кризис, многочисленные критики региона ликовали: их оценки оправдались. Получалось любопытное логическое несоответствие: они отказывались признать заслуги правительств региона в успехах предшествующей четверти века, но спешили возложить на них ответственность за неудачи.

Бессмысленно спорить ,о том, можно ли это назвать «чудом»: рост доходов и сокращение бедности в Восточной Азии за последние три десятилетия были беспрецедентными. Все, кто посещал эти страны, не могли не поражаться трансформации, связанной с развитием; переменам не только в экономике, но и во всем обществе. Их отражали все статистические данные, какие только можно себе представить. Тридцать лет назад тысячи рикш надрывались за мизерную плату; сегодня они используются как аттракцион для туристов, наводняющих регион и желающих сделать снимок на память. Сочетание высокой нормы сбережений, государственных вложений в образование и направляемой государством промышленной политики способствовало превращению региона в мощный генератор экономического роста. Темпы роста были феноменальными на протяжении десятилетий, и для десятков миллионов людей неизмеримо вырос уровень жизни. Плоды экономического «чуда» широко распределялись среди населения. Развитие азиатской экономики имело свои проблемы, но в целом правительствам удалось создать работоспособную стратегию - стратегию, в которой не было ни одной точки соприкосновения с политикой Вашингтонского консенсуса, кроме важности поддержания макростабильности. Как и в Вашингтонском консенсусе, торговле придавалось важное значение, но акцент делался на развитии экспорта, а не на устранении препятствий для импорта. Торговля была в конечном счете либерализована, но постепенно, по мере того, как создавались новые рабочие места в экспортных отраслях. В то время как Вашингтонский консенсус предлагал быструю либерализацию финансового рынка и рынка капиталов, страны Восточной Азии либерализовали их постепенно: некоторым, наиболее успешным странам, например Китаю, предстоит еще долгий путь к либерализации. В то время как Вашингтонский консенсус подчеркивал необходимость приватизации, правительства на национальном и местном уровнях помогали создавать предприятия, сыгравшие ключевую роль в успешном развитии стран. Согласно Вашингтонскому консенсусу, промышленная политика, с помощью которой государство пытается сформировать будущие тенденции развития экономики, является ошибкой. Однако правительства стран Восточной Азии сделали это центральным пунктом своей ответственности. В частности, они считают, что для того, чтобы сократить разрыв в доходе между собой и более развитыми странами, им необходимо преодолеть разрыв в знаниях и технологиях. С учетом этого они строили свою образовательную и инвестиционную политику. В то время как Вашингтонский консенсус обращал мало внимания на неравенство, страны Восточной Азии исходили из того, что нужна политика сокращения неравенства, способствующая интеграции общества, а последняя в свою очередь создает климат, благоприятный для инвестиций и роста. Если взглянуть на проблему пошире, то Вашингтонский консенсус ставил задачи минимизации роли государства, а в Восточной Азии на государство возлагалась задача содействия формированию рынков и управления ими.

В момент возникновения кризиса на Западе не сумели оценить его масштабов. Когда у президента Билла Клинтона попросили помощи Таиланду, тот отмахнулся, заметив, что коллапс бата - это просто «небольшая лужа на пути» к экономическому процветанию{10}. Подобную уверенность и невозмутимость Клинтона разделяли финансовые лидеры мира, собравшиеся на ежегодное собрание МВФ и Всемирного банка в Гонконге в сентябре 1997 г. Руководители МВФ были настолько уверены в своих рекомендациях, что даже попросили внести изменения в Устав организации, разрешающие оказывать более сильное давление на развивающиеся страны, чтобы заставить их либерализовать рынки капитала. Тем временем лидеры азиатских стран, и в особенности министры финансов, с которыми я встречался, пребывали в ужасе. Они считали, что источником их неприятностей являются «горячие деньги», поступившие в их страны после либерализации рынков капитала.

Понимая, что главные трудности еще впереди, что кризис нанесет опустошительный урон их экономикам и их обществам, они опасались, что политика МВФ помешает им предпринять действия, которые, по их мнению, могут предотвратить кризис, что Фонд будет настаивать на такой политике, которая усугубит негативные воздействия кризиса на экономику их стран. Однако они чувствовали, что бессильны сопротивляться. Они даже знали, что могут и что нужно сделать для того, чтобы предотвратить кризис и минимизировать ущерб. Знали они и то, что МВФ осудит их, если они предпримут эти действия, и опасались, что в результате начнется бегство иностранного капитала. В результате только Малайзия осмелилась пойти на риск и навлечь на себя гнев МВФ. И хотя политика премьер-министра Махатхира, пытавшегося удержать на низком уровне процентные ставки и одновременно затормозить стремительный отлив спекулятивных денег из страны, подверглась нападкам со всех сторон, спад в Малайзии был более коротким и менее глубоким, чем в любой другой стране{11}.