Шрифт:
Сванидзе:Прошу Вас. То есть, насколько я понимаю…
Кургинян:…то я имею право…
Сванидзе:…секундочку, прокурор Кургинян будет опрашивать свидетеля Кургинян, правильно? Прошу Вас.
Кургинян:Нет, я предоставляю господину Млечин возможность опросить меня как свидетеля.
Сванидзе:Нет, но сейчас у Вас право высказаться, прошу Вас.
Кургинян:А сейчас я буду опрашивать сам себя.
Сванидзе:Да.
Кургинян:Первый вопрос, который я мучительно и многократно задавал себе: было ли это исчерпание экономической модели, ну просто, ну, советским идиотизмом, который в момент, когда я пришел…
Сванидзе:Я повторяю, речь сейчас идет о ГКЧП.
Кургинян:Да, о ГКЧП. Значит, к моменту ГКЧП я просто задался элементарным вопросом: что это? Это, так сказать, последний рефлекс какого-то странного организма, который настолько исчерпался, что он не может предъявить ничего, кроме дрожащих рук и каких-то достаточно беспомощных решений, или это нечто большее? К моменту, когда я, так сказать, начал это оценивать — а я был категорически против этого ГКЧП, — мы работали совсем на другое. Мы работали на то, чтобы Горбачев освободил партию от своей персоны: он тяготился ею, а мы тяготились им, — и чтобы партия перешла в оппозицию, вот в чем было главное…
Сванидзе:Прошу прощения, «мы» — это кто, Сергей Ервандович?
Кургинян:«Мы» — это, например, «Союз городов-героев», который работал на это с партийными организациями. Это некие, как говорили тогда, «центристские силы в партии».
Сванидзе:Все, понял, продолжайте.
Кургинян:По этому поводу у меня были прямые диалоги с Михаилом Сергеевичем, и мы говорили… и я говорил каждый раз: «Либо вы принимаете документы „Союза городов-героев“ и тогда мы готовы поддерживать вас в виде президента, либо Вы должны перестать генеральным секретарем партии, которую Вы уничтожаете». Михаил Сергеевич говорил: «Сергей, Сергей, не надо драматизировать». Мы и не додраматизировались. Значит, мы все это видели. Дальше начинается это ГКЧП. Оно начинается в тот момент, когда партия готовится освободиться от Михаила Сергеевича Горбачева как ее лидера, оставив его Президентом — это право народа выбирать, какого Президента он хочет. Партия хотела демократически избавиться от того, кто ее тяготил и кто тяготился ею. Это первый вопрос. Первое, что мы бы сделали в этом случае — мы провели бы ревизию партийных финансов, а также всего остального, уверяю вас. Второй вопрос заключался в том, что Съезд народных депутатов СССР и все силы, которые находились там, тоже готовили свои вполне демократические меры. Для нас, поэтому, ГКЧП был каким-то странным срывом, странным срывом процесса политическими и демократическими методами…
Сванидзе:Ваше время истекло.
Кургинян:…сохранения Советского Союза.
Сванидзе:Ваше время истекло.
Кургинян:Вот что такое ГКЧП.
Сванидзе:Спасибо.
Прошу Вас. Вопрос свидетелю обвинения со стороны защиты.
Млечин:Сергей Ервандович, скажите, ну Вы согласны с тем, что ГКЧП был просто катастрофой для Советского Союза? Результат этого неудачного путча — называйте его, как хотите, — стал катастрофой. Вот после этого сохранить Советский Союз уже было невозможно.
Кургинян:Леонид, он не был… он был не совсем катастрофой, он был игрой. Когда-то, за несколько дней до смерти, я последний раз на «Эхо Москвы»… до смерти Александра Николаевича Яковлева — я еще жив… до смерти Александра Николаевича Яковлева, я встретился с ним на «Эхо Москвы» и теперь могу говорить то, что никому особенно не говорю. Я сказал тогда Александру Николаевичу, что это была игра, и привел аргументы, какая именно это была игра. Да? Он мне по этому поводу на следующий день сказал, что «Сергей, я ночь не спал. Я думал об этом. Ты лишил меня комфортной смерти, потому что я все время думал, что они — одни идиоты, а оказывается, это не идиоты!»
Млечин:Сергей Ервандович, я прошу прощения, вот Вы сказали, что это игра. Я тоже помню эти события — мне совершенно не казалось игрой. Кроме Вас кто-нибудь знал еще, что это игра? Или остальные считали, что это всерьез?
Кургинян:Да, это знали многие. На самом деле…
Млечин:Да? Я не знал тогда ни одного человека, все остальные воспринимали это всерьез. И такое впечатление…
Кургинян:Хорошо, я вам говорю…
Млечин:…что вся страна воспринимала всерьез и развалилась…
Кургинян:Я вам говорю по этому поводу, что не все это воспринимают. Я имею для этого достаточные прерогативы, как вы понимаете, достаточный вес в той системе. И сейчас слушаете что-то, к чему могли бы прислушаться не с ехидством, а просто с интересом.
Млечин:Я с огромным интересом…
Кургинян:А ну, как я скажу что-нибудь не то, что Вы думаете?
Млечин:Да я с огромным интересом… просто я вспоминаю себя…
Кургинян:Давайте, я скажу…
Млечин:…и помню, что для меня это была не игра…
Кургинян:Леонид…
Млечин:…и для остальных людей была не игра. Мы ж не знали, что…
Кургинян:Леонид, я… Вы — великий человек, и были тогда абсолютно великим, но были другие великие люди. Понятно…
Млечин:Я еще раз повторю, то есть Вам кажется, что вся страна понимала, что это игра, и на самом деле так же играючи реагировала…