Кургинян:Я имею право ответить?

Кравчук:…это что, материал для игры?

Сванидзе:Я думаю… я думаю, что да.

Млечин:Леонид Макарович, скажите, каков был результат…

Кравчук:Вот я поэтому говорю, не надо эту тему превращать…

Сванидзе:…хотя, мне кажется, вопрос риторический…

Кургинян:Я — с удовольствием…

Кравчук:…не надо эту тему превращать в примитивизм.

Сванидзе:Хорошо, каков был…

Кравчук:Никакой не… Если они и играли, то народ не играл. Потому что у народа был материал, чтобы не играться.

Млечин:Свидетелю Шушкевичу могу ли я задать тот же самый вопрос?

Сванидзе:У Вас есть 30 секунд.

Шушкевич:Ничего себе игры! Наша номенклатура ожила, когда появился этот самый [ГКЧП]. Говорили: сейчас мы вам дадим всем так называемым демократам, так называемым сторонникам независимости!.. То есть это была система, которая порождала страх, и если дрогнул Крючков — он понял, что его могут смести эти люди, которые уже не хотели жить в режиме страха. А что касается ГКЧП, я двоих там знал. Янаев — человек, который не смог назвать тему своей кандидатской диссертации, когда я ему задал вопрос, когда его избирали, понимаете, — и не знаю, когда он был трезвым. А второй — Старовойтов, с которым… Стародубцев, простите, — с которым я летел в первый раз в самолете первым классом. Я не знал, что так можно пить в самолете, летя за границу…

Кургинян:Я протестую!

Шушкевич:…это было мое личное…

Кургинян:Янаев умер, и я сейчас начну перечислять…

Шушкевич:…мнение… и я не знаю, как такие люди могли…

Кургинян:Он имеет право? Я заявляю протест!

Сванидзе:Протест принимается, не будем переходить на личности. Сергей Ервандович, Вы можете задать вопросы свидетелям, свидетелям защиты.

Кургинян:Правильно ли я понял Вас, что номенклатура преступно разрушила свое государство? Да или нет?

Кравчук:Кого Вы спрашиваете?

Кургинян:Я спрашиваю того, кого спрашивал господин Млечин. Вы спрашивали обоих?

Млечин:Я спрашивал двоих.

Кургинян:Тогда я спрашиваю Леонида Макаровича Кравчука как подлинного представителя высшего контингента номенклатуры — ее идеологической элиты. Элита, которая учила нас верности марксизму-ленинизму. Я спрашиваю его.

Кравчук:Меня?

Кургинян:Вас!

Кравчук:Вы знаете, как… бывают хорошие врачи и плохие врачи, хорошие инженеры и плохие инженеры, бывает хорошая номенклатура и плохая номенклатура. Я себя отношу к украинской элите и защищаю украинский народ.

Кургинян:Это всегда хорошая элита, которая себя называет хорошей.

Кравчук:Я защищаю украинский народ.

Кургинян:Называлось это обычно «гречневая каша, которая сама себя хвалит».

Кравчук:От того, что Вы наворачи…

Кургинян:А я бы хотел еще Вас спросить тогда: господин Марчук — представитель хорошей элиты?

Кравчук:Вы спросите Марчука.

Кургинян:А как же это так? Значит, единственный человек, о единственном человеке, о котором Вас можно спрашивать, хороший он или нет, — это Вы?

Кравчук:Вы знаете, я хочу сказать абсолютно ясно и четко для всех — я никому не даю характеристики.

Кургинян:Как? Кроме себя.

Кравчук:Одну минуточку, я никому не даю заочно характеристики. Вот Вам сейчас я могу дать характеристику, но воздержусь из чувства такта.

Кургинян:Понятно. Я сделаю то же самое. Я сделаю то же самое, но Вы дали характеристику элите, поделив ее на хорошую и плохую.

Кравчук:Совершенно верно.

Кургинян:Я, естественно, задаю вопрос и называю имя, от которого Вы начинаете дрожать.

Кравчук:Почему дрожать?

Кургинян:Ну, я же вижу. Ну, тогда ответьте.

Сванидзе:Сергей Ервандович, свидетель отказался давать характеристики третьим лицам.

Кургинян:Хорошо, он отказался.

Сванидзе:Он имеет на это полное право.

Кургинян:Тогда я спрашиваю господина Шушкевича.

Сванидзе:Продолжайте опрос.

Шушкевич:Что касается того, номенклатура ли разрушила…