Я подошел и встал подле нее. Взял в руки ее локон и начал накручивать на палец. Потом распускал.

— Думаешь, что сможешь потерять сознание и сбежать от боли? Ошибаешься. Чтобы такого не случилось, здесь сидит наш медик. Когда понадобится, он даст тебе снадобье. Подождем, пока придешь в себя, и продолжим. Когда будешь стоять здесь, с вырванными из суставов руками, можем применить бич — чтобы увеличить твои страдания. А бич… — глаза Элии снова покорно проследили за моим пальцем, — нашпигован маленькими железными шариками. В руках умелого человека — а уж поверь, наши палачи очень искусны — он не только вырывает кожу полосами, но разрубает мышцы, даже ломает кости. Да-а-а… — протянул я. — Когда снимем тебя с этого крюка, дорогая Элия, будешь одной сплошной раной. И пусть у тебя не будет ни малейших иллюзий, будто кто-то тебе поможет. Теперь от костра тебя не спасет даже папа. Мне нужно продолжать?

— Нет, — прошептала она. — Хватит. Что я должна делать?

Была умненькой ученицей, но недостаточно сообразительной: спрашивать ей не следовало.

— Это зависит только от тебя, — ответил я. — Не могу ни к чему тебя принудить, ни, боже упаси, заставить оболгать кого-либо. Раскаяние и сожаление должны проистекать из глубин твоего сердца.

Она закрыла глаза, будто колеблясь. Внезапно посмотрела на меня.

— Кнаппе, — сказала она и взглянула на меня вопросительно. Я усмехнулся краешком рта. — Именно он все устроил. То, что я отказала ему в браке, было лишь игрой, дабы люди думали, что мы друг друга ненавидим. Но именно он подбил меня на договор с дьяволом и получал со всего дела свою прибыль. Разве скопил бы такое богатство на торговле мясом?

Я был удивлен. В самом деле: как сумела так быстро понять, что говорить следует именно о мастере цеха мясников? Но если подумать — каким мог быть ход ее мыслей? «Мордимер следил за мной по приказу Кнаппе и выследил. Однако дело приобрело серьезный оборот, и Кнаппе не только не заплатит остаток гонорара, но и попробует прикончить Мордимера за то, что не доставил меня к алтарю. А потому Мордимеру требуется крючок на Кнаппе — и получит такой крючок благодаря мне». И я буквально слышал, как мысленно спрашивает себя, что же получит взамен.

— Искреннее раскаяние, истинное сожаление и выдача соучастников это правильно, Элия, — сказал я серьезно. — А инквизитор может в таком случае вынести решение не пытать осужденного и сжечь лишь его тело — после повешения либо после усекновения головы.

— Да, — ответила она и снова прикрыла глаза. — Да, — повторила. — Благодарю тебя.

Я снова вызвал стражника и приказал увести Элию в камеру.

— Поразмысли хорошенько обо всем, — сказал я. — После обеда допрошу тебя в присутствии секретаря.

Когда возвращался в Инквизиториум, думал об Элии. Была интересной женщиной. Холодная и беспощадная, но умеющая смириться с поражением. Я почти жалел, что судьба не позволила нам встретиться раньше. Не мог ее спасти. Никто бы не смог. Ну, почти никто, поскольку, сказав, что даже папа ничего не в силах сделать, я грешил против истины. Даже епископ Хез-хезрона обладал властью достаточной, чтобы отдать приказ о пожизненном заключении в монастыре, однако я знал, что он этого не сделает. Элию мог спасти папский суд, а путь в Апостольскую столицу был долгим. Пока бюрократические колеса повернутся, канет в забытье даже костер, на котором ее сожгут. Что же… приходилось смириться: Элии меж нами не будет. Жаль. Как и всегда, когда из мира исчезает толика красоты.

Я знал, что слуги Кнаппе попытаются до меня добраться, но даже они не сумели бы пройти мимо охранников Инквизиториума. Впрочем, в конце концов я нашел минутку, чтобы лично проведать мастера мясников. Встал у дверей, перед медным билом, и подумал: после моего недавнего визита прошло столь немного — но сколько же всего за это время случилось. Постучал. Некоторое время внутри царила глухая тишина, потом я услышал шарканье ног.

— Кто? — рявкнул голос из-за дверей.

— Мордимер Маддердин, — ответил я.

— Во имя меча Господа нашего, человече, — выдохнули там. — Входи скорей, наш хозяин ищет тебя по всему городу.

— Вот я и пришел.

Да только когда двери отворились, я шагнул в них не один. Сопровождали меня четверо солдат в черных плащах, надетых на кольчуги, с окованными железом палицами в руках. Слугу, отворившего дверь, оттолкнули: упал под стену, глядя перепуган-но, — как и должен вести себя всякий, когда в его дом входит окруженный стражниками инквизитор в служебном одеянии. А на мне были черная пелерина, завязанная под горлом, и черный кафтан с вышитым серебром большим сломанным распятием. Некоторые говорят, что мы не должны чтить символ страдания Господа нашего, но забывают при этом, что именно Крестная мука дала Ему силу, дабы сломать распятие и сойти меж врагов с мечом и огнем в руках. Точно так, как нынче и я, с мечом в руках и огнем в сердце, входил в дом кощунника и грешника.

Кнаппе был одет лишь в ночную рубаху, тапочки с изысканно выгнутыми носками и ночной колпак, конец которого свисал ему на плечо. Выглядел забавно, но я даже не усмехнулся.

— Алоиз Кнаппе? — спросил я его. — Это вы Алоиз Кнаппе, мастер гильдии мясников?

— Ты заплатишь мне за это… — прошептал он сквозь стиснутые зубы, поскольку был достаточно умен, чтобы обо всем догадаться.

— Вы арестованы именем Инквизиции, по приказу Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, — сказал я. — Взять его, — приказал солдатам.