— Вы — друг друзей, — сказал он, и я почти услышал возмущение в его голосе. — Меня заверяли, что вы человек, всецело достойный доверия!

— Да-а-а… — протянул я. — Всегда приятно слышать подобные слова, когда они касаются тебя самого.

Я решился на непростое дело и спустил ноги на пол. Потом сел.

— Склоняешь меня к тому, чтобы занялся грязными делишками, — сказал. — Вообрази, в каком восторге будут инквизиторы Тириана, когда я прибуду искать ересь в их городе?

— Но ведь у вас есть лицензия Хеза, мастер, — ответил он мне.

И был отчасти прав. Теоретически Тириан подпадал под верховенство Инквизиториума Хез-хезрона, но вопросы компетенции всегда были весьма сложны. Одни законники говорили так, другие — эдак, а окончательное решение принимал, как повелось, Его Преосвященство епископ, к которому и обращались в случае любого конфликта и непонимания. Но существовало еще и нечто наподобие неписаного кодекса чести, а он весьма недвусмысленно требовал: не совать нос в чужие дела. Особенно когда никто не приказывал в них этот нос совать. Купец, верно, не сомневался, что я найду там богохульство, раз уж готов был рисковать деньгами. Конечно, я не исключал еще одну возможность: кто-то хотел меня скомпрометировать и создать вашему нижайшему слуге проблемы, потому и затеял всю эту интригу. Но для такого случая интрига не казалась мне достаточно изящной. Однако, может, в этом-то и дело? Вот только кто захотел бы опорочить бедного Мордимера?

Подумав минутку, я припомнил с два десятка человек, которые с радостью увидели бы меня изгнанным из города, без инквизиторских инсигний.

Но что мне мешало разыграть все дело с величайшей осторожностью и предусмотрительностью? Поплыть в Тириан, осмотреться, поговорить с местными инквизиторами, упомянуть о Компании Шелковых Купцов, а потом составить аккуратный рапорт Мариусу ван Бохенвальду? Несколько сотен крон на дороге не валяются, милые мои, а в Хезе не так легко найти людей, склонных их раздавать. Хуже, однако, если окажется, что в Тириане и вправду дурно пахнет и вашему нижайшему слуге придется с этой вонью что-то делать.

— Хорошо, — решился я. — Но это будет стоить дороже, Мариус.

Тот сперва вздохнул с облегчением, однако, услышав последние слова, заерзал, и лицо его вытянулось. Конечно, если допустить смелую мысль, что его лицо, напоминающее огромную буханку хлеба, вообще могло вытянуться.

— Я не слишком богат, господин Маддердин, — сказал. — По крайней мере, сейчас, когда дела идут не самым лучшим образом.

— Понимаю, — кивнул я. — И все же думаю, мою цену заплатить сумеешь — если не деньгами, так одним из этих перстеньков. Скажем, красным, ибо люблю рубины. А может, и двумя… — задумался я, — поскольку красный наверняка привык к компании зеленого братца.

Глянул на меня, а потом медленно поднял правую руку к левой. Ему пришлось непросто: пальцы от жары распухли. Подал мне два перстня на ладони. Ох, большие же были эти перстни, милые мои. Широкий золотой обод да и камешки немалого размера. Честной Мариус, как видно, любил блеснуть в компании.

— А голубенькому сиротинушке не будет слишком одиноко, господин ван Бохенвальд? Даже жаль оставлять его в неутешной печали о братьях…

На этот раз дергал перстень с некой внутренней яростью. Он, последний, сидел на пальце крепче, потому купец помучился, пока сумел его снять. Я принял все три перстня и взвесил их в ладони. Легкими они не были…

— Это для тебя настолько важно, Мариус? — спросил я задумчиво. — Не лучше ли поступить, как другие купцы? Заплатить тем озорникам из Тириана и заработать свое? Настолько тебе важны деньги? А может, просто хочешь с ними поквитаться?

— Это не так, мастер Маддердин, — сказал и не мог отвести взгляда от моей ладони, на которой все еще лежали перстни. — Я верю в свободную конкуренцию и в то, что дело должны решать деньги и способности. Но я не согласен, чтобы посягали на мое право решать, с кем и как я хочу вести дела.

— Ты идеалист, Мариус. Люди всегда нарушали закон и всегда будут его нарушать. И будут плавать по рекам пиратские корабли, люди — обманывать мытарей, а тот, у кого больше силы и влияния, — диктовать цены и управлять рынком. Так есть и так должно быть.

— Я не согласен с вами, мастер Маддердин, — сказал с ожесточением, которое плохо сочеталось с его раскрасневшимся лицом. Подумать только, а еще говорят, что толстяки — добродушные люди. — Я честно плачу налоги, но не хочу платить еще и дань тирианской банде.

— Хм-м… — Я отложил перстни на край стола. Те сверкали и переливались. — Люблю идеалистов, — сказал, — и порой жалею, что работа вынуждает меня быть таким реалистом. Условимся вот о чем, Мариус: если не устрою все, как хочешь, то потеряешь только триста крон и сумму на путешествие и проживание. А эти красавцы возвратятся к тебе. Если же все получится — придется тебе искать новые перстеньки, а эти три братца останутся у меня. Честное предложение?

— Да, мастер Маддердин, — сказал, и я знал, что мои слова воодушевили его. — Вижу, что друзья не ошибались относительно вас.