— Кого имею честь приветствовать? — спросил немного невнятно, поскольку рот его был полон.

— Я Мордимер Маддердин, инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, — произнес я в третий и, надеялся, в последний раз.

— Приветствую, дражайший Мордимер! — воскликнул он так, словно я был старым и давно ожидаемым другом. — Как сильно ты изменился со времен обучения!

— Ваша милость меня помнит? — спросил я вежливо.

— Конечно, Мордимер. И прошу, не называй меня «ваша милость». Ты уже не ученик, но инквизитор, о деяниях которого мы немало слыхали и здесь, в нашей глухой и спокойной провинции.

— Сердечно благодарен, Игнациус, — склонил я голову.

— Да-да, садись, Мордимер. — Он указал на кресло напротив себя. — Мануэль, принеси второй прибор. Ты возмужал, — сказал, снова устремляя на меня взгляд. — Помню тебя худым, вечно молчаливым шестнадцатилетним парнем, мой дорогой. Знаешь, что ты ни разу не задал мне ни единого вопроса?

— Я слушал, — ответил, крепко удивленный тем, что он помнил все это лучше меня.

— Это правда, слушал внимательно. И подумывал, насколько близок к ереси я сам, верно?

Я вздрогнул. Это было так заметно? Уж одно-то я помнил точно. Когда слушал Игнациуса, мелькнула у меня мысль: «Сгоришь, мастер. Наверняка сгоришь». И теперь я испугался. Откуда он мог знать о моих мыслях? Всех ли учеников помнил и понимал настолько хорошо?

— Я был неопытен, Игнациус, — ответил ему вежливо. — И может, не понимал, что вера крепнет в огне дискуссии.

— В огне дискуссии, — повторил он. — Что ж, не все так думают, — глянул на меня с интересом. — Большинство полагает, что надлежит верить без лишних мудрствований.

— И они тоже правы. Поскольку все зависит от того, кто спорит и насколько велик запал спорящих.

— Запал, огонь… Как же близко от твоих слов до костра… — сказал задумчиво.

Слуга, которого Игнациус называл Мануэлем, принес на подносе тарелку, нож и металлический кубок.

— Угощайся, Мордимер, — пригласил мой старый учитель. — Чем богаты… — И дал знак Мануэлю, чтобы тот вышел.

— Это мило, что ты придерживаешься старых обычаев и пришел нас проведать, — сказал, пока я отрезал себе наименее жирный, но зато хорошо пропеченный кусочек мяса. — Попробуй хлеб, — прибавил. — У нас собственная пекарня, и смею утверждать, делаем наилучший хлеб в Тириане. Да-а-а… — протянул. — Приятно видеть, что молодое поколение уважает исконные обычаи, на которых выросли и которыми руководствовались мы сами.

Я мог бы и не обращать внимания на эти ностальгические замечания, но принял их с усмешкой. Игнациус казался симпатичным, честным и хорошо державшимся старичком. Пытался ли меня обмануть или настолько привык к игре, что та стала его второй жизнью, и потому играл, не задумываясь? Не важно. Был инквизитором, а в Инквизиториуме не работают симпатичные и честные старички, со слезой на глазах вспоминающие о славе минувших времен.

— Не обидишься ли, Мордимер, если поинтересуюсь целью твоего визита в Тириан? Может, буду в состоянии чем-нибудь помочь?

— Сердечно благодарен, Игнациус, — повторил я. — Но сказал бы, что поездку в Тириан я склонен воспринимать как давно заслуженный мною отдых. Некий богатый купец, позволь не называть его фамилии, решил оплатить мое пребывание здесь. Причем в прекрасном сообществе, — со значением подмигнул. — В обмен на недавно оказанные услуги.

— Ах, вот как, — усмехнулся он. — Избрал Тириан как место отдыха. Как мило!

В голосе его я не услышал ни насмешки, ни иронии. Играл свою роль безошибочно, потому и я свою намеревался играть так же.

— Ох, я не скрываю, что решил соединить приятное с полезным, — сказал с легкой озабоченностью. — И надеюсь на определенное совпадение интересов. Но извини, что не могу об этом говорить, поскольку действую не только от своего имени и меня обязали хранить тайну. К сожалению, Игнациус, Его Преосвященство епископ Хез-хезрона, да хранит Господь его набожную душу, необычно скрупулезно подсчитывает расходы епископства…

— …и это касается также епископских пансионов для нас, — засмеялся он. — И откуда бы мне знать? Но конечно, Мордимер, — добавил он, — интересы работодателя суть святое, и не намереваюсь склонять тебя к нарушению данного слова. Однако, насколько понимаю, ты навестил Тириан не по делам, связанным с твоей деятельностью как инквизитора Его Преосвященства?

— Боже сохрани, Игнациус.

Некоторое время мы ели в молчании, и я отведал вина, которым угощал меня тирианский инквизитор.

— Альгамбра, — сказал я, пригубив. — Как мед на устах.

— Для нас специальная скидка, — подмигнул мне. — А в Хезе, говорят, стоит оно немало…

— О, да, — вздохнул я. — Но вижу, что и в Тириане братья охотней проводят время в собственном жилье, чем в Инквизиториуме, — добавил.

— Отчего так думаешь? — прищурился он.

— Ужинаешь в одиночестве. Я, впрочем, тоже предпочитаю комнату в трактире, нежели наш дормиторий.