Шрифт:
Можно ли объяснить ипокритство подобных ответов незнанием того, что произошло в Перми, Екатеринбурге и Алапаевске? Растерянность очевидна, но она отнюдь не свидетельствует о незнании. Морганатическая супруга вел. кн. Павла Ал. передает по существу изумительный разговор, который она имела с Урицким при попытке выяснить причину ареста мужа. Урицкий заявил ей, что великие князья будут отправлены на Урал, где они будут пользоваться известной свободой и где она, Палий, может соединиться со своим мужем. При этом Урицкий упомянул, что если с ее сыном в Алапаевске что-нибудь случилось, то это его вина. Тут кн. Палий с настойчивостью стала уверять петербургского палача, что сын ее спасен и находится вне достижения большевистской власти. Это она хорошо знает. «Он спасся, очевидно, бегством, как и вел. кн. Михаил», – с иронией заметил, промолчав момент, Урицкий и сказал, что Михаил был убит в Перми… Никогда в большевистских газетах не было опубликовано о расстреле вел. кн. Мих. Ал., как то утверждает Быков: «после проверки слухов и опроса предполагаемых участников расстрела». Но в феврале 19 г. в меньшевистском «Всегда вперед» по поводу новых жертв из числа членов великокняжеской семьи, расстрелянных в Петропавловской крепости («позором» назвал этот акт меньшевистский орган) была подчеркнута гибель всей царской семьи на Урале. Позже гибель Михаила признал, как было уже упомянуто, Мясников в своей брошюре-протесте от имени «рабочей оппозиции». Неведующие главари большевиков могли бы узнать, и тем не менее в «дни конференции в Генуе (22 г.) Чичерин с каким-то упорством утверждал корреспонденту «Чикаго Трибун», что по его сведениям, царские дочери находятся в Америке. Это было более чем цинично.
Хотели того или нет большевики, но их лживые публикации об екатеринбургском убийстве с первого же дня положили начало в обывательской среде разнообразным и противоречивым слухам о судьбе царской семьи. Эти слухи, зарегистрированные екатеринбургским уголовным розыском и подтверждаемые даже свидетелями-«очевидцами», представляют собой эмбрион последующих исторических легенд. Царская семья жива – она вывезена из Екатеринбурга – по версии уголовного розыска – в направлении Перми. Жив и Царь, он увезен в Германию через Ригу, согласно одному из пунктов Брестского мира (по простонародной версии, Вильгельм «строго приказал Ленину»). Насколько последняя версия была распространена, показывает тот факт, что она занесена в официальном уведомлении английского верховного комиссара в Сибири Бальфуру 5 октября: вопреки большевистским объявлениям, «многие из русских, хорошо осведомленных, верят, что он (Царь) находится под покровительством немцев». К этому варианту сам Элиот, не отвергая его, относился несколько скептически. Но ему представлялся правдоподобным увоз Царицы и детей – он подчеркивал, что таково всеобщее мнение в Екатеринбурге. Гибс полагал, что до сей поры нет основания не верить сообщениям большевиков о сохранности царской семьи – во всяком случае, можно полагать, что в Доме Ипатьева расстреляны не все, там находившиеся, и что детям жизнь сохранена. (Элиот допускал, что следы крови явились в результате убийств во время ссоры пьяных людей.)
Упрочению легенды, конечно, содействовал «бессвязный рассказ» только что вышедшего из тюремного лазарета и через три месяца скончавшегося «утомленного» и расслабленного старика Чемодурова. По словам Кобылинскаго, Чемодуров не верил в убийство царской семьи и говорил: «Убили Боткина, Харитонова, Демидову и Труппа, а августейшую семью вывели, причем убийством названных лиц симулировали убийство семьи. Для этого… симулировали и разгром дома…» По другой версии, семья была вывезена в шахты в районе «Ганиной Ямы» и там была подстроена новая симуляция в виде сожжения тел, одежды и вещей, а в действительности произошло переодевание, после чего «расстрелянные» благополучно скрылись или были увезены…
Таких версий было бесчисленное множество (см. у Дитерихса). Им верило такое же множество людей в Сибири и Европейской России, а также впоследствии в Зап. Европе [441] . Т. Боткина-Мельник, в ближайшем окружении которой создались многие легенды, и в частности о роли Соловьева в попытках освобождения Царя, заявляет в своих воспоминаниях: «Конечно, никто из нас не верил слуху (об убийствах в Екатеринбурге) до тех пор, пока по приезде во Владивосток я не увидела людей, лично читавших все дело, веденное ген. Дитерихсом!» Судьба Мих. Ал. возбуждала еще меньшие опасения. Мы видели, как Милюков с Юга рекомендовал москвичам отыскать вел. кн., выдвигаемого лидером конституционалистов в кандидаты на занятие престола. Диктатор далекой Даурии знаменитый бар. Унгерн в одном из своих «приказов» даже в 21 г. объявлял «императора» Михаила «единственным хозяином земли русской». Сибирское следствие, которому картина происшедшего скоро стала ясна, впоследствии склонно было заподозрить источник происхождения этих легенд – их распространяли агенты большевиков. Такое обвинение легко предъявляли «зятю Распутина» и иже были с ним из «петроградско-немецких» организаций… При взятии Екатеринбурга из красной армии перебежало много офицеров. В числе их был кап. ген. шт. Симонов, занимавший пост начальника штаба армии Берзина и помогавший офицерам перебегать на «белогвардейскую» сторону. В Омске при содействии нач. Воен. Академии ген. Андогского он занял должность нач. контрразведывательного отдела. Он официально докладывал Верховному Правителю, повествует Дитерихс, что «слышал от комиссаров, что наследник и великие княжны живы, но неизвестно, где находятся». Лично Симонов «твердо верил» в это. Симонов был знаком с Соловьевым и встретился с ним во Владивостоке. Соловьев сохранял «большое инкогнито», но открылся начальнику паспортного пункта полк. Макарову, прося у него четыре незаполненных бланка заграничных паспортов, «для отправления августейших детей за границу». Дитерихс говорит, что фантазиям, «походившим по абсурдности на умышленно-злостное распространение сведений с преднамеренной целью», больше верили, чем обоснованным на фактах докладам следователя Соколова. Помощник Соколова, человек скорый на заключения, уже обвиняет Соловьева в том, что последний подготовлял самозванца, как это ни абсурдно было для «агента большевиков»! [Между прочим, тогда еще среди всякой молвы распространился слух о спасении по крайней мере дочери Анастасии. В эмиграции был свидетель (сообщение в «Руле»), что об этом он слышал, между прочим, в семье, близкой к вел. кн. Мих. Ал.: этому слуху суждено было в эмиграции превратиться в эпопею похождений «Лже-Анастасии».] Самогипноз был так силен, что еще в 21 г. редакция монархической «Русской Летописи» при перечислении членов «Российского Императорского Дома, убиенных и умученных большевиками», делала оговорку: «вел. кн. Мих. Ал. с половины 18 г. неизвестно где находится, и о Е. И. В. распространены весьма тревожные сведения» [Ровно через 10 лет парижское «Возрождение» без всякой оговорки перепечатало рассказ польского журналиста Мацкевича о своей встрече в России с одним из воображаемых участников «цареубийства». Здесь имелось «первое точное сведение» о гибели М. А., убитого в Перми «во дворе духовной семинарии» через 11 дней после расстрела царской семьи.]. Даже в 24 г. вдовствующая Императрица М. Ф. по поводу манифеста вел. кн. Кирилла, преждевременно объявившего себя «императором всероссийским», писала вел. кн. Ник. Ник., прося его предать гласности ее письмо: «До сих пор нет точных известий о судьбе моих возлюбленных сыновей и внука». И более того, в 29 г. Агапеев, один из докладчиков «Общества памяти Государя Императора Николая II», выступил в «Новом Времени» со статьей под характерным заголовком: «Жива ли царская семья?» с целью опровергнуть «иллюзии», которые существуют еще в некоторых кругах эмиграции, и «апокрифы», которые от времени до времени появляются в монархической печати. Соколов в соответствии со своей предвзятой точкой зрения положит на эти «апокрифы» клеймо «made in Germany»; они были нужны немцам, а не большевикам: подобными легендами немцы пытались набросить пелену в глазах русских патриотов на свои истинные отношения с большевиками!
441
Отметим одну такую фантастическую «быль», которая в основе своей создана была разговором местных жителей и которая служит как бы эпилогом к екатеринбургской драме. Упомянуть о ней стоит уже потому, что распространение ее связано с именем капитана «Б», помогавшего ведению следствия Соколова, – по крайней мере на него, на его авторитетное свидетельство, ссылался в 29 г. автор статьи в парижском «Русском Времени», впервые на столбцах эмигрантской прессы рассказавший этот апокриф. Дело идет не более не менее, как о том, что в Москву среди вещественных доказательств, имевших отношение к убийству в Д. Ипатьева, была доставлена в особой «кожаной сумке» стеклянная колба, наполненная красной жидкостью, в которой находилась голова казненного Императора!
В Берлине в 21 г. кап. Б.(улыгин), по словам автора статьи, говорил ему, что такой факт «несомненно имел место». Тогда автор отнесся скептически к рассказанному, но в конце 28 г. в газете «Франкф. Кур.» 20 ноября он прочитал статью «Судьба царской головы», принадлежащую перу некоего пастора Курт-Руфенбургера, который рассказывал со слов «очевидца», как большевики сожгли в июле 18 г. полученный ими из Екатеринбурга «ужасный груз». Были мнения, что заспиртованную голову Николая II надо сохранить в музее для назидания «грядущему поколению», но по предложению Петерса в конце концов постановили во избежание превращения головы бывшего царя в «святыню» в глазах «глупых людей» уничтожить. «Очевидец» наблюдал процесс сожжения, происходивший будто бы в присутствии почти всего большевистского синклита. «Голову» Николая II в спирту видел, но уже в 19 г., и Иллиодор. «Сенсация», за которую о. иеромонах с американской прессы получил 1000 долл. и которая показалась вероятной и «Последним Новостям», вовсе не была тогда новая, ибо о ней было написано за три года перед тем в одном из органов той же парижской эмигрантской прессы.
Добавим, что П. А. Берлин подтверждал в печати, что он слышал о соответствии будто бы легенды с действительностью от авторитетных лиц, косвенно связанных с высшими советскими кругами.
Оставим в стороне и эти домыслы – их сам Соколов не счел возможным воспризвести на страницах русского издания своей книги. История происхождения творимых легенд, рождавшихся в атмосфере не остывших чаяний прозелитов монархической идеи [442] , лежит, конечно, в том тумане скрытности и фальсификации, которым были окутаны пермское, екатеринбургское и алапаевское деяния. При своем цинизме, не останавливающемся перед воскурением «революционного» фимиама отвратительной «голове медузы», как назвал Каутский «красный террор», даже большевистская власть не нашла в себе смелости сказать правду о том, что произошло в подвале Дома Ипатьева в ночь на 17 июля, что предшествовало и что последовало за этой поистине общечеловеческой традегией XX века – она наложила запрет молчания и на уста непосредственных убийц. Скрыть «правды» в истории почти невозможно. Большевистская власть достигла того только, что содеянное партийными изуверами преступление в глазах своего мира превратилось в акт какого-то дьявольского замысла, задуманного в центре и планомерно им осуществленного. «Логика и факты» говорят против такого заключения, но тем не менее этой легенды историк, беспристрасный по своему методу фактического расследования, до сих пор опровергнуть не может – историку пока доступны преимущественно лишь критические суждения.
442
Сибирская знаменитость, бывший генерал русской службы, Гайда в 29 г. в органе чешских фашистов компетентно утверждал, что царская семья не погибла.
Моральное безразличие, с каким был в сущности встречен в демократическом мире «революционный» акт, имевший место в России, и скорое забвение его облегчили «рабоче-крестьянской» власти переход к нормальным дипломатическим отношениям, и она уже с некоторой смелостью начала у себя инсценировать даже показательные процессы «суда над Романовыми».
ПРИЛОЖЕНИЕ
С.Н. Дмитриев ТАИНСТВЕННЫЙ АЛЬЯНС [443]
443
Сокращенная часть настоящей статьи вместе со статьей С.П. Мельгунова «Приоткрывающаяся завеса» была опубликована в журнале «Наш современник» (1990, № 11. С. 128 – 136).
Историческая сенсация... Все реже и реже встречаемся мы в последнее время с этими словами, несмотря на то что любой печатный орган буквально пестрит материалами на исторические темы. И как приятно сознавать, что на последующих страницах читателя ждет встреча с настоящей исторической сенсацией, да еще такой, которая имеет отношение не к малозначащим фактам и событиям, а к знаменательному политическому явлению, бросающему загадочный отблеск на самые первые месяцы истории Страны Советов.
О Сергее Петровиче Мельгунове (1879—1956) можно написать целую книгу. Ограничимся лишь утверждением, что он стоит в ряду крупнейших русских историков XX столетия. Его основные труды наконец стали переиздаваться в России и несомненно вызовут огромный общественный интерес.
Историка Мельгунова всегда влекли к себе тайные и загадочные стороны прошлого, которые он старался высветить. Одной из таких тайн, долгое время занимавших внимание исследователя, были взаимоотношения большевиков с немецкими властями до Октябрьского переворота и после него. Итогом изучения вопроса о финансировании большевиков со стороны правящих кругов Германии в период подготовки революции стала книга Мельгунова «“Золотой немецкий ключ” к большевистской революции». Она была издана на Западе трижды – в Париже в 1940 г., в Нью-Йорке в 1985 и 1989 гг. (репринтное воспроизведение издания 1940 г.), а в России увидела свет только в 2005 г. в составе книги историка «Как большевики захватили власть» (М.: Айрис, 2005).