Если бы Трэвис не стал целовать ее так нежно, так ласково, лишая последних сил, то она могла бы и выдержать. Но он прикоснулся ладонью к ее щеке, и их губы слились в долгом сладостном поцелуе.

— Скажи мне, — прошептал он, отрываясь от ее губ, выдыхая слова в дрожащие уста Сильвии.

— У меня… у меня был ребенок…

Последовало долгое молчание. Наконец он произнес только одно слово:

— Был?

Сильвия смяла руками покрывало и слабо кивнула головой. Сквозь слезы она едва различала лицо Трэвиса.

— Что же случилось? — спросил он, продолжая прижиматься к ее щеке так, что она чувствовала на своем лице его теплое дыхание.

— Она умерла. П-пожалуйста, не расспрашивайте меня! Я не могу говорить об этом, — прошептала Сильвия еле слышно. Она чувствовала себя опустошенной. Сказать ему об этом означало для нее обнажить перед ним душу.

— Я все понял! — сказал Трэвис и, отведя пряди волос с ее лица, снова поцеловал. — Мы поговорим позднее.

Казалось, что он не хотел уходить, продолжая жадно целовать Сильвию. Потом он собрался с силами, и, выдохнув в ее пушистые волосы подавленный стон, оторвался от нее.

Сильвия смотрела ему вслед, когда он шел к двери, и отметила про себя заботливое выражение его лица, когда он, обернувшись в последний раз, посмотрел на нее.

— Я скажу им, что вы чувствуете себя не совсем хорошо, — тихо сказал он. — Спокойной ночи, Сильвия!

Она уснула прямо в платье, поверх одеяла, и проснулась среди ночи от шума двигателей автомобилей, отъезжающих от подъезда дома. Сильвия села, протерла глаза, опухшие от слез, и медленно прошла в ванную. Там она сбросила платье и встала под душ. Горячие сильные струи немного улучшили ее самочувствие, смывая остатки слез и смягчая ее покрасневшее лицо.

Потом она завернулась в банную простыню и внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале. Теперь Трэвис знает, что у нее был ребенок. Она сказала ему больше, чем хотела, хотя и меньше, чем могла, и это ее очень тревожило. Сильвия знала так же точно, как то, что солнце каждое утро восходит в небе, что Трэвис не будет удовлетворен ее коротким объяснением. Он ушел просто потому, что понял: она слишком расстроена для того, чтобы разговаривать. Кроме того, он знал, что внизу его ждут гости, но позднее, — возможно, завтра с утра, — он начнет свои расспросы заново.

Сильвия дотронулась до своих губ и вспомнила его нежные поцелуи. Что случилось с ней? Почему она хотела, чтобы он обнимал ее и прикасался к ней, зная, что это ничего для него не значит? Когда он находился с ней в одной комнате, все, о чем она могла думать: каково его отношение к ней.

Я очень люблю его, вновь подумала она, действительно люблю.

Сильвия закрыла глаза и сжала голову обеими руками. Что же делать? Как прекратить это безумие? Она подняла лазурное шелковое платье и, перекинув его через руку, пошла в спальню, чтобы повесить в шкаф. При виде Трэвиса, небрежно развалившегося на диване у окна, Сильвия замерла, молча наблюдая за тем, как восхищенный взгляд Трэвиса ощупывает всю ее фигуру, возбуждая в ней желание.

Он здесь потому, что хочет меня, подумала Сильвия, и с этим я ничего не могу поделать, поскольку тоже хочу его.

— Что, уже все гости разъехались? — тихо спросила Силъвпя.

— Все, кроме одной, — отозвался Трэвис, направляясь к ней.

— О?

— Да, в ней есть какая-то загадка, в этой гостье. Красивая, умная, страстная… — он принял платье из ее дрожащих рук и бросил его на пол. Взял руку Сильвии, поднес ее к своим губам и стал медленно целовать ее от запястья к внутренней стороне локтя. Иногда он поднимал глаза, отвечая на растерянный взгляд Сильвии своим ошеломляюще страстным взглядом. — Понимаешь, она нуждается в любви и теплоте больше, чем какая-либо другая знакомая мне женщина. Она нуждается в том, чтобы ее обняли мои руки, так же, как я хочу, чтобы она обняла меня. Но она сопротивляется и заставляет себя злиться и быть холодной и непреклонной…

Его слова перемежались поцелуями. Вверх по ее руке, к оголенным плечам. Эти поцелуи отзывались новыми волнами желания и дрожью жаждущего тела Сильвии.

— Я хочу тебя, — выдохнул Трэвис, едва касаясь своими губами нежной кожи у основания шеи Сильвии. — Не нужно больше сопротивляться, милая. Не нужно больше никаких бессодержательных предлогов… — Он страстно поцеловал ее в губы, и Сильвия, охваченная страстью, обхватила руками его шею, раскрыла губы, позволяя его языку проникнуть внутрь.

— Я люблю, люблю тебя, — шептала она, когда он быстрым движением поднял ее и с бесконечной нежностью перенес на кровать.

Его руки гладили все ее тело, касаясь холмиков ее грудей, все еще находившихся под простыней, и плоскую поверхность живота… Он сбросил с нее простыню, — последнюю преграду на пути к ее телу.

— Ты такая красивая, такая прекрасная, — шептал Трэвис, касаясь своими руками ее горячей кожи. Его губы легли на ее груди, и Сильвия задохнулась от наслаждения, почувствовав глубоко внутри себя щемящее томление, когда он дотронулся языком до заострившихся пиков грудей.