Саркис, который два с половиной месяца учился показывать пальцем, где мама, где Ромена и где он сам, точно так же не мог взять в толк, чего от него хотят, когда я положила перед ним один-единственный кусок картона с изображением дома: это дом, покажи — где дом? Тем не менее он привык, «отвечая» на мой вопрос, энергично прижимать картинку пальцем — так, как это делала я. Уже это было хорошо. Очень постепенно на доме появлялись окошки, дверь, труба — именно потому, что задачей Саркиса поначалу было не столько распознать дом с его атрибутами, сколько выполнить команду — «покажи!». Основные отличительные признаки дома в их совокупности ничего для него не значили, он их не видел. Его внимание к наличию этих признаков привлекло внезапное появление торчащей над домом трубы. А окна и дверь я вырезала по контуру — чтобы они открывались и закрывались, привлекая таким образом внимание мальчика.

Рядом с домом на картинке постепенно возникали забор, дерево, собака, девочка — и Саркис учился отличать их друг от друга. Одновременно с этим я раскладывала на столе карточки с изображением отдельно дома, дерева, собаки. Сначала по две, затем по три — Саркис не охватывал взглядом длинный ряд карточек, видел только те, что были посредине, и не видел тех, что были по краям. Мальчик не сразу освоил этот вариант, ведь дом, ставший привычным фоном для девочки и собаки, исчез, и это сбило его с толку.

Но вот, хоть и с большими трудностями, начальный этап освоен. Ребенок в состоянии отличить петушка от курочки, уверенно показывает ягодку, дерево, домик, окошко и как будто бы любит, чтобы ему читали. Он знает уже довольно много слов, но на раннем этапе обучения ребенок больше слушает, чем говорит. Поэтому в разговоре о работе с книгой нам придется сделать некоторое отступление и поговорить о приемах, которые должны помочь активному вовлечению ребенка в диалог с вами. Активизации его речи послужат вопросы, которые вы будете ему задавать и которые он должен, во-первых, научиться понимать, во-вторых, отвечать на них, и, в-третьих, задавать сам.

Это совершенно особая статья. Я записала как-то вопросы, которые нормальная девочка 5 лет без передышки, на одном дыхании задала мальчику, имеющему собаку: «Как зовут собаку? Лает ли она по ночам? А можно ли сделать из ее шерсти варежки? А как рано она будит твоего дедушку утром, чтобы он вел ее гулять? А есть ли у собачки собственная одежда для холода? А где лежит ее коврик? А просит ли она еду, когда вы сидите за столом? А кого она еще признает за хозяина?»

Трудно представить себе подобный «залп», если речь идет о вашем малыше. Давайте поговорим на эту тему.

Вопросы, которые мы задаем маленькому ребенку с синдромом Дауна, чаще всего имеют сугубо риторический характер и просто повисают в воздухе — ведь ребенок говорит очень плохо или даже вовсе не говорит и ответить нам толком не может. Постепенно малыш привыкает к тому, что ответа от него и не ждут, в вопросы не вслушивается и не придает им никакого значения. Самое парадоксальное — если он даже начал говорить, родители иной раз не дают ему ответить. Они настолько привыкли заслонять собой ребенка, что приходят ему на помощь даже тогда, когда это вовсе не требуется.

Вот папа и мама с маленьким Алешей пришли в гости и раздеваются в прихожей. Ребенка спрашивают: «Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Почему бабушка не пришла?» — и т. д. Алеша смущается, молчит, и, желая сгладить неблагоприятное, как ей кажется, впечатление, мама немедленно устремляется на выручку. Она отвечает за Алешу, не давая ему если не ответить на вопрос, то по крайней мере осознать его, понять, что вопрос этот обращен к нему, и ни к кому больше.

Кстати говоря, точно так же родители «помогают» ребенку в ряде других случаев. «Дай мне машинку, пожалуйста», — говорит педагог. Не дав малышу ни подумать, ни сообразить, ни взять машинку, бабушка или мама уже водят его рукой по столу — где она, эта машинка? Ага, вот она! Руку ребенка держим, подталкиваем ее, машинку протягиваем.

Другая ситуация. У Васи церебральный паралич, до 8 лет он не говорил ни единого слова. Теперь ему 9, он не овладел еще фразовой речью, но слова «картошка», «сосиски», «колбаса», «молоко» у него уже получаются хорошо, хотя говорит он их медленно. «Вася, тебе картошки дать?» — спрашивает бабушка и, не дожидаясь ответа, накладывает картошку в Васину тарелку. А ведь эта бабушка страстно мечтала о том времени, когда ее внук заговорит. Возить его в инвалидной коляске, одевать, мыть, кормить все эти годы — на это у нее терпения хватало. Но подождать, пока Вася выговорит слово «картошка», у нее терпения нет.

«Скоро придет мама — и мы…» — начинает Вася, но бабушка снова не дает ему высказаться. «Мама не скоро придет», — перебивает она Васю. А ведь Васе, наверстывая пущенное, нужно как можно больше говорить, исправляя недостатки произношения, отрабатывая технику речи во всех ее многочисленных аспектах.

Итак — вопросы.

«Где мама? Где носик? Где у Коли глазки?» — спрашивает мама, и малыш показывает и носик, и глазки. Мы учим его понимать смысл вопросительного слова задолго до того, как он научится говорить.