— Вы знаете, что я не вмешиваюсь в политику, а от командующего войсками имею инструкцию не допускать уличных беспорядков, но не мешать политическим демонстрациям.

— Арест Временного правительства вы считаете политической демонстрацией или уличным беспорядком?

— Зачем так ставить вопрос? Мы присягали не определенным лицам — ушли одни, пришли другие.

— Господин генерал! Придут и уже, кажется, пришли интернационалисты, которым не дороги ни честь, ни даже существование России. Приход их к власти — значит позорный мир, унижение и, быть может, расчленение России. Мы этого допустить не можем, и если вы открыто не выступите против захватчиков, мы это сделаем без вас и не остановимся перед применением силы.

Генерал быстро встал, протянул мне руку и сказал:

— Я, конечно, с вами! Сейчас отдам необходимые распоряжения, а вас назначаю для связи с командующим округом. Возьмите свой курс, займите штаб округа и оставайтесь при командующем.

Зашел к ожидавшим меня офицерам в дежурной комнате и сообщил об успешном исполнении поручения. Поднял юнкеров, раздали патроны, взял своих помощников — поручика и прапорщика и выступил из училища. Мертвая ночная тишина царила в Москве, падал снег, и кое–где в окнах домов Пречистенского бульвара виднелся свет. В здании штаба округа был тоже огонь. На мой звонок зажигается свет на лестнице и вестибюле и какой-то солдат появляется на верхней площадке и, увидев перед дверьми строй юнкеров, быстро скрывается, потом открывает входную дверь. На мой вопрос, где находится командующий войсками, ответил «Их нет». Ввел свой отряд в здание и пошел отыскивать полковника Рябцева. В канцелярии одинокий дежурный писарь сказал, что командующий находится в Кремле на важном заседании. Приказываю вызвать начальника штаба, который живет в этом здании. Посланный солдат возвращается и сообщает, что начальник штаба болен и выйти не может. Пошел сам на квартиру внезапно заболевшего, но перед моим носом щелкнул замок приоткрытой двери, и испуганный женский голос еще раз мне сообщил о болезни начальника штаба. Возвращаюсь к полуроте и вижу, что мой поручик выставил к двум входам парных часовых, а остальных юнкеров разместил в вестибюле и на лестнице. Отдаю распоряжение ввести юнкеров в помещение канцелярии, но в это время вбегает юнкер наружного поста и докладывает, что здание окружено какой-то воинской частью. Выхожу на улицу. Перед зданием стоит развернутый строй роты запасного полка от Самогитских гренадер, единственной еще сохранившей подобие воинской части.

Что за часть? Ко мне подходит старший унтер–офицер и представляется как командир роты.

— По приказу солдатских и рабочих депутатов нам приказано занять штаб округа, — говорит он.

— Мы уже заняли его, ведите роту обратно.

После некоторой нерешительности просит разрешение ввести роту в здание «малость обогреться».

Обращается ко мне вежливо, и я чувствую, что ни у него, ни у его подчиненных нет ни малейшего желания прибегать к силе. Разрешаю ему ввести роту. Через полчаса выпроваживаю «противника» и слышу от командира роты «Счастливо оставаться».

Оставляю поручика с юнкерами, а сам иду в Кремль искать полковника Рябцева. Спускаюсь по Пречистенке и подхожу к Боровицким воротам Кремля. На мой стук одна половина массивных ворот приоткрылась, и в узкую щель высовывается штык. «Кто там, что надо». Отвечаю — офицер, надо видеть командующего войсками. «Никого не приказано впускать».

Вызываю караульного начальника, тот спросил, какой я части, и пошел к телефону. Вернулся с тем же ответом. Направляюсь в училище. Около Манежа вижу какую-то крупную воинскую часть, стоящую во взводной колонне. Иду к ней и вижу, что навстречу мне идут два офицера, в одном узнаю своего сослуживца подполковника Романовского, курсового офицера 2–й школы прапорщиков. Оказалось, что эта колонна состоит из двух школ из Александровских казарм. Предлагаю им следовать вместе со мной в училище на Знаменку.

Начальник училища генерал Муратов принял меня в кабинете и, выслушав мой доклад, сказал, что отдал приказ об обложении Кремля и через час приказал мне проверить обложение. К училищу стягиваются 5 школ прапорщиков (4–я школа осталась в своем помещении на Смоленском рынке).

Часа в три ночи обошел обложенный Кремль. С трех сторон обложение выполнено 1–м батальоном Александровского военного училища под командой командира батальона подполковника 10–го стрелкового полка Мелеги; [98] со стороны Москвы–реки под откосом набережной разместились две роты 2–й школы прапорщиков.

Против всех кремлевских ворот были выставлены заставы, за ними хорошо укрытые резервы.

С 27 октября с утра начали прибывать добровольцы, главным образом учащаяся молодежь. Были сформированы несколько студенческих и гимназических рот. Настроение у добровольцев отличное, но отсутствовала военная подготовка. Офицеров откликнулось мало — необходим был приказ от авторитетного возглавления, чтобы поднять эту массу.

В 10 часов утра комитет училища назначил митинг — обсуждение создавшейся обстановки. Собралось несколько сот юнкеров и очень мало офицеров.

Среди училищных офицеров оказались подавшие рапорта о болезни, а то и просто не явившиеся без указания причин.

Первым говорил начальник московских школ прапорщиков генерал Шашковский. Говорил долго о завоеваниях революции, которые надо спасать; о Временном правительстве и, главным образом, о его главе, героически борющемся с захватчиками власти. Повторены были вошедшие в употребление и очень уже надоевшие слова и митинговые лозунги. Аудитория щедро наградила оратора аплодисментами. Попросил слова и я.

Говорил, что мы уже начали борьбу за честь Родины и за победу в этой борьбе мы готовы пожертвовать своею жизнью. Мы должны победить, но в борьбе побеждает сильная воля, которая не может быть выражена коллективом. Мы должны отказаться от пагубных экспериментов революционной организации армии, необходимо вернуться к единоначалию — нам нужен вождь, которого облечим неограниченной властью, необходимой для победы.

После выступления аплодисменты сопровождались свистом. Наш штаб представлял тоже что-то вроде комитета. Там я увидел предшественника генерала Муратова генерала Михеева, генерала Шашковского, Генштаба полковника Дорофеева и нескольких наших преподавателей тактики.