«Никогда не надо отчаиваться, — писала она в ответ. — Вы найдете свою любовь. Надо только подождать».

«Почему-то, — вел дальше Туманцев, — мои попытки устроить личную жизнь не приводят к хорошему результату. Мир устроен странно. Вокруг столько корысти (так до сведения собеседницы доводилась информация о благополучном положении нового знакомого — раз соплеменницы проявляют меркантильный интерес, значит, есть к чему). Почему современные женщины хотят только брать и не желают ничего давать взамен? Почему стараются властвовать, а не любить (сие хитроумное сочетание слов намекало, что автор человек мягкий и интеллигентный, а стало быть, добыча легкая — только протяни руку)».

«Все женщины разные. Не надо судить огульно всех подряд…»

Иван поморщился. Ирина Иринина буквально слово в слово повторяла то же, что и ее предшественницы.

— Ты хочешь показать мне, что она такая же дура, как и все остальные? — Ильин отложил листок.

— Почему дура? — Николай вскинул брови. — Просто все женщины одинаковые. И ты давно мог бы понять это.

— Я понял, — буркнул Ильин и вышел из комнаты. Он не желал продолжать разговор.

Дома, на семейной двуспальной кровати, аккуратно разложенные по золотистому покрывалу, лежали пачки с деньгами. На затканной золотом парче сорок пачек по тысяче в каждой — уходя на работу, Ильин бросил прощальный взгляд на свою добычу и не расставался с этим впечатлением весь день. Золотая парча покрывала, обеспеченные золотом банкноты — привлекательность Ирины Ирининой не могла затмить истинную красоту. «Нет, ни о чем и ни о ком, кроме денег, я думать сейчас не хочу», — Ильин сходил в туалет, долго мыл руки, старательно изучал собственное отражение в зеркале. В зрачках сияли маленькие дважды перечеркнутые латинские S. В душе полыхали нестерпимым жаром большие.

— Деньги, денюжки мои… — тихо прошептал Иван и побрел в кабинет, плюхнулся в кресло, с сосредоточенным видом начал печатать.

— Пиши, пиши… — оценило руководство служебное рвение. — Закончишь, можешь идти домой, отсыпаться.

Дальше Иван не слушал. У него появилась цель и, с отчаянием обреченного, он рванулся к ней. Через три часа материал был закончен. Через четыре Ильин переступил порог своей квартиры. Не раздеваясь, он прошел в спальню.

— Мои хорошие… — Иван лег на середину семейного ложа, раскинул руки, закрыл глаза. Украденные доллары внушали двойственное ощущение ужаса и нежности. Ильин втянул в себя воздух, пытаясь понять, чем пахнут ЕГО деньги, ЕГО БОГАТСТВО и от обилия чувств неожиданно заснул.

Первый сон Ивана Павловича

Приснилось Ивану, будто приезжает он в Харьков, является к своей дражайшей супруге Тамаре и говорит сдавленным от волнения голосом:

— Тома, давай начнем все сначала. Нам надо быть вместе. У нас семья, дом, возвращайся, я прошу, настаиваю, требую, наконец. Я твой муж, ты должна меня слушаться.

«Должна?» — раздалось в сознании. Это явил себя Внутренний Голос — создание вредное и язвительное, годное только для мерзкопакостных замечаний.

— Ваня, нам не надо вместе жить, — даже во сне самоуверенная Тома не потеряла своего апломба. — Да у нас была семья, общий дом, но ты испугался жизни, самоустранился и предал нас. Нам с Людой пришлось решать все собственными силами. Мы работали, пробивались, крутились, как могли. А ты, жалкий и беспомощный, лежал на диване, ныл и страдал. Теперь я тебя не уважаю и считаю ненадежным человеком.

— Но я исправился. Я изменился. Я заместитель главного редактора с хорошим окладом. Я получаю приличные деньги и могу содержать семью.

— Ванечка, открой глаза. Сколько можно жить в выдуманном мире? Ты — никто. Тебя, как куклу, смастерил Коля Туманцев. Он заставил тебя писать статьи, назначил на должность. Если бы ты был настоящим мужчиной, то ушел бы в другое издательство и сам устроил свою карьеру.

«Вот стерва, — прокомментировал Внутренний Голос, — вечно ей все не так»

— Но в моем возрасте это невозможно, — возразил Ильин. — Мне 54 года, сейчас все берут только молодых.

— Я это уже слышала, — перебила Тамара. — Когда я бегала по урокам, а по ночам переводила, ты подробно объяснил, почему не можешь зарабатывать деньги. Я все поняла, не стоит повторяться.

— Но…

— Ильин, я не вернусь. Мне не нравится мое одиночество, но с тобой мне плохо. Я тебе больше не доверяю.

— А если я действительно изменился и совершил настоящий поступок?

— Что же ты сделал?

«Признаешься? — иронично полюбопытствовал Внутренний Голос — Не стоит. Не поймет. Грабители мало у кого вызывают симпатию».

— Не буду вдаваться в подробности, — обтекаемая формула нашлась довольно быстро, — в общем, у меня есть сорок тысяч долларов. — Эффектная пауза пропала зря. Тамара не удивилась, не восхитилась, лишь вежливо кивнула. — Теперь мы сможем оба не работать. Я все посчитал. Если мы будем тратить в год по две тысячи, то спокойно растянем деньги на двадцать лет.

— Две тысячи на год это приблизительно по сто семьдесят баксов в месяц. Не густо, — Тамара еле сдержала смех.

«Ну, сука, я же говорил!» — выдал Внутренний Голос.

— Я лучше заработаю себе сто семьдесят долларов или обойдусь без них, чем снова свяжусь с человеком, на которого нельзя положиться. Ты предал нас и всегда сможешь предать еще раз.

— Но разве сорок тысяч не компенсируют твоей обиды?

— Нет. Мои обиды стоят много больше.

Продолжать дальше не имело смысла. Тамара явно не собиралась мириться. К тому ж, Ильин вдруг понял, что сорок тысяч — совсем не большая сумма.