— Как не доложил?! Доложил, конечно! Говорит, что хорошо. Сама-то как считаешь?

— Полностью солидарна с Владом.

— Ну что, на завтра электрика?

— Да. И еще пару мальчишек — поставить скамейки в саду.

— Не понял, вы что, и скамейки из Краснодара притащили?

— Валентиныч! Да у тебя, никак, склероз! Мы же их здесь еще до отъезда заказали. Мне ребята позвонили, когда я в Краснодаре была, сказали, что уже готовы.

— А-а-а… Прости, запамятовал…

— И немудрено! — рассмеялась Ира. — Такие новости!

— Какие новости? — смутился в непонимании Валентиныч.

— Валентиныч! Неужто не в курсе?

— Не-ет… А что случилось? — он слегка разволновался.

— Неужели Влад ничего не сказал?

— По поводу? — Валентиныч еще больше разволновался.

— Понятно. Ничего не сказал. Ну, тогда не выдавай меня ему, что я тебе, может, раньше времени сболтнула.

— Да что случилось-то?

— Что, что! Зимой дедом станешь!

— Да ты что! Правда что ли?

— Правда. Алиночка беременна.

— Вот это действительно новость! А Галка-то знает?

— Ну раз ты не в курсе, думаю, что с матерью он тоже еще не отваживается поделиться.

— Наверное… Она бы мне сразу сказала…

Валентиныч густо покраснел, но Ира, впрочем, уже давно догадывалась, что они с Галиной Андреевной чуть ли не с самого начала ее включения здесь в работу усиленными темпами наверстывают недолюбленное в ранней юности.

— Ох, партизан! — едва справившись со смущением, радостно воскликнул Валентиныч.

— Да какой он партизан! Щенятина неразумная! Перепугался до полусмерти!

— Когда известно-то стало?

— Сегодня, как вернулись. Влад меня домой завез и к себе поехал, и чуть ли ни тут же звонит в истерике. Алина, видимо, в институт пошла, а он ко мне деру дал. Еле успокоила.

— Чего ж это он так, дурачок?

— Ой, Валентиныч! Надо думать, ты по-другому реагировал!

Валентиныч нахмурился:

— У нас с Галкой ситуация иная была…

Ира поняла, что задела за больное, и поспешила вернуть Валентиныча в русло производственных тем. Они вместе прошлись по дому и вокруг него. Ира указала на кое-какие погрешности. Валентиныч грозно обзвонил своих ребят, объявив на завтра рабочий день.

— Ну что, — сказала Ира, когда Валентиныч закончил устраивать телефонные разносы, — думаю, через пару недель можно хозяина звать?

— А мебеля когда привезут?

— В понедельник должны, я ж тебе еще перед отъездом говорила.

— Прости Ирочка, запамятовал.

— Валентиныч! Что с твоей памятью? Там у твоего внука или внучки единовозрастного дяди или тети не намечается часом?

Валентиныч густо покраснел.

— Куда уж нам! — пробурчал он, чуть ухмыльнувшись. — Чай не юнцы двадцатилетние.

Все последующие одиннадцать дней пролетели, с точки зрения Иры, не столько в работе, сколько в несусветной суете. О Женечкиной книге она снова напрочь забыла, так как с утра до ночи проводила в поющем доме и окружающем его мини-парке, где ей постоянно на периферии зрения то там, то сям чудились отблески глянцево-черной гадюки. Ира старалась о ней не думать, но та, почему-то, заползя в ее сознание в день возвращения из Краснодара, никак не хотела оттуда выползать.

Дом, судя по избранному им репертуару, с одной стороны, понимал, что все эти перемещения с громоздкими предметами в его чреве, вещь крайне необходимая, но с другой — такая доселе небывалая суета не способствовала его умиротворению. Избранные утром мечтательно-созерцательные мелодии в середине дня превращались в авангардно звучащие импровизации, а к вечеру и вовсе переходили в отчаянный визг гитар и грохот ударных.

В последнем рывке напрочь исчезли ставшие традиционными в последние три месяца субботне-воскресные выходные, и к исходу десятого дня, в общем, все было готово. На одиннадцатый Ира, несмотря на то, что все последнее время сама, по сути, почти постоянно контролировала процесс, тем не менее, назначила приемку. Единственное, что радовало Валентиныча, Галину Андреевну и совсем необязательного, но пожелавшего присутствовать Влада, так это то, что время сбора она определила на «когда все как следует выспятся». Сама Ира полифонией Баха, звучавшей по обоюдному согласию ее и дома, наслаждалась примерно с десяти утра. К одиннадцати подъехал Влад.

— Что это? — прислушавшись, спросил он.

— Одна из двухголосных инвенций Баха. Если не ошибаюсь — фа-мажорная, — ответила Ира, поднимаясь с дивана. — Пойдем в сад.

— Пошли, — согласился Влад.

Как только они ступили на тропинку, позвонил Валентиныч:

— Ирочка, не разбудил?

— Нет. Я уже на объекте.

— Ох ты! А мы, — Валентиныч запнулся, — только глаза продрали.

— Ничего страшного. Пробок нет, так что быстро доберетесь.

— А партизан уже там?