Так вот, главное — это изменение кодировки человека. Звучит все очень просто: нужно всего-навсего перевести настройку человека с двойственности в двоичность — только и всего. Поначалу очень обнадежили успехи людей в создании техники с использованием закона двоичности, но мы весьма погорячились, рассчитывая, что человек тут же догадается, что и Вселенная построена по этому же принципу, а затем сможет превратить эту информацию в Знание. Тогда настройка изменилась бы сама собой, закон двойственности рассеялся бы.

Пойми, Ырэа, на самом деле человек — это потрясающая победа, и в то же время человек — это катастрофический провал. Надеюсь, пока. И все же, хоть подмена человеком двоичности двойственностью и стала камнем преткновения, тем не менее, само формирование и укрепление энергетической структуры происходит с помощью Вселенной куда эффективнее, чем в других мирах Мироздания.

— И чем же это хорошо?

— Хорошо и плохо — это принцип двойственности, Ырэа. Так что, то, что происходит во Вселенной — это не хорошо и не плохо — это эффективно, это есть.

— Тогда зачем это нужно?

— Если бы оно было не нужно, то рассеялось бы само собой.

— Если так рассуждать, то и двойственность тоже нужна, раз не рассеивается.

— Конечно, нужна! И я даже скажу тебе, кому она нужна.

— И кому же?

— Людям, конечно. И пока она им нужна, она не рассеется.

— И это не хорошо и не плохо?

— Безусловно!

— Но тогда зачем же от нее избавляться?

— А затем, что она имеет обратно направленную эффективность, то есть, она более чем эффективна в пресечении качественного преображения, направленного на совершенствование сущностей воплощенных человеком.

— Может, просто попытаться поменять направление ее эффективности?

Пэфуэм рассмеялся:

— Ырэа! Истину глаголешь! Именно то и пытаемся сделать! Дело в том, что двойственность с другим направлением эффективности — это двоичность: двойственность — разъединение; двоичность — соединение!

— Если я правильно поняла, ты рассказал мне все, что хотел?

— Да.

— И что будем делать дальше?

— Я думал, что у тебя будут еще вопросы.

— Нет. Вопросов у меня больше нет. Точнее, они есть, но я пока не могу их сформулировать.

— Тогда, давай полетаем над Землей.

— Знаешь, я как-то не совсем одета для выхода в свет.

— Вот незадача! Кстати, а как ты думаешь, что больше шокирует людей, если они вдруг нас увидят: дама, появившаяся обнаженной в общественном месте, или тридцатиметровый крылатый змий?

Ира рассмеялась.

— Пэфуэм, а у тебя с чувством юмора все в порядке, однако.

— Знаешь, Ырэа, действительно, никогда не жаловался!

— Я, вообще-то, имела в виду, говоря, что не одета, лишь то, что могу замерзнуть.

— Тебе разве холодно?

— Нет.

— Ты под моей опекой сейчас, и потому тебе не холодно здесь, в пещере, и не будет холодно даже в Антарктиде.

— Понятно.

— Вообще-то, выбор за тобой. Я могу просто тупо и банально отнести тебя к твоему дому, так как сама ты дорогу вряд ли отыщешь. А могу прокатить над всей Землей, а потом закинуть в точку выбора, из которой ты сможешь по собственной воле либо вернуться домой и дальше жить как Палладина Ирина Борисовна, либо принять змиево воплощение и пожить во Вселенной под своим змиевым именем Ырэа, либо принять любое другое, из возможных в системе миров Вселенной, воплощение, либо покинуть Вселенную и вернуться в сферу высших. В этой точке ты не будешь человеком, и над тобой не будет довлеть ничего человеческого, а потому — это будет твой истинный выбор. Решай. Я подчинюсь любому твоему желанию.

Ира задумалась.

— Давай-ка вокруг Земли, а потом в точку выбора.

— Не страшно?

— Страшно.

— А как, по-твоему, страх — это зло?

— Нет. Страх — это предвкушение неизвестности. По крайней мере, тот, что я испытываю сейчас.

— Тогда полетели!

— Подожди, один вопрос.

— Давай.

— А люди тебя не видят?

— Если хочешь, чтобы в свет вышла новая порция сенсационных статей и опровергающих их научных работ, можем прикола ради приземлиться, скажем, на Красной Площади в Москве. Хотя нет. В Москве сейчас темно. Лучше у Белого Дома в Вашингтоне.

— Понятно. Прикалываться не будем. Не хочется, конечно, лишать хлеба журналистов и ученых, но пусть лучше более актуальными проблемами занимаются.

— Пусть занимаются. Ты права. Так что? Полетели?

— Полетели!

— Тогда садись.

Пэфуэм пригнул шею к самой земле.

— Не бойся! Не свалишься в любом случае. Я ведь змий, а не лошадь и не самолет, а значит, полная безопасность гарантирована.

Ира вскарабкалась на него и стала пытаться усесться верхом. Тело Пэфуэма оказалось слишком широким для этого, а Ира не умела садиться на шпагат.