Проснувшись утром, Гана увидела Соню перед зеркалом с остро заточенным кинжалом в руках.

Она протерла глаза, видимо, надеясь, что все еще спит, но видение не пропало.

— Ну что ты там моргаешь? — усмехнулась Соня.— Иди лучше сюда и помоги мне. Кстати, сожалею, но тебе тоже придется расстаться с волосами.

— Это еще зачем?

— А ты много видела старушек с такими прекрасными, густыми, локонами? — насмешливо взглянула на нее шадизарка. Гана растерянно покачала головой.— Вот то-то и оно.

Она посмотрела в зеркало и решительно провела лезвием по волосам. Закончив, Соня осмотрела себя в зеркале со всех сторон и повернулась к подруге.

— Ну как?

— Здорово,— кивнула Гана.— Только мне, признаться, совсем не хочется менять прическу. После того как помылась, я как-то полюбила свои волосы.

Она погладила прекрасные золотые кудри и посмотрела на Соню.

— Перестань! Оглянуться не успеешь, как отрастут новые, и еще гуще прежних! Зато сейчас из нас получатся замечательные старушки — сгорбленные и лысые.

— Ладно, давай! — после недолгих колебаний решилась Гана.

Соня улыбнулась. Локоны один за другим падали на траву, а она уже бралась за следующий. Через считанные мгновения Гана преобразилась до неузнаваемости.

После того как обритые и вымытые головы высохли, в дело пошло особое снадобье, которое Соня привезла накануне вечером из Шаргуша. Помогая друг другу, девушки старательно обмазали не только лица, но и головы, шеи и руки до локтей. После этого им пришлось долго ждать, пока состав высохнет, оставив на теле прочную пленку, под которой кожа казалась серой, по-старчески сморщенной.

Соня знала, что снадобье можно не смывать несколько дней, но никак не дольше седмицы, однако считала, что этого времени им вполне хватит, чтобы выручить Севера…

Солнце еще припекало, хотя и клонилось к вершинам гор, когда запряженная восьмериком карета показалась в начале ведущего к Янайдару ущелья. Дозорный на вершине первого из «пальцев» мгновенно насторожился и послал сигнал замершему на следующем «пальце» товарищу.

Соня прекрасно видела все, и ее вполне устраивало такое начало. Хотя Шалло и вполне ясно обрисовала путь до городских ворот, но пусть лучше их проводят ко дворцу местного владыки.

Карета продолжала все так же неспешно катиться вперед. Шипы защищавших колеса стальных ободов с мягким хрустом вгрызались в мягкий камень дна ущелья, копыта коней стучали глухо и негромко.

Соня посмотрела по сторонам. Слева и справа уходили вдаль выветренные скалы, точно такие же, среди которых они плутали. Каменистое дно лишь кое-где оживляли кривые низкорослые, как и во всем Иранистане, деревья. И только гранитные столбы, непонятно как попавшие сюда, торчали на одинаковом расстоянии друг от друга, и это, несомненно, говорило о том, что они — творение человека.

Вскоре вдали показалось пылевое облако. Соня безошибочно распознала отряд всадников, видимо, спешивших им навстречу, и подивилась тому, как быстро они оказались здесь. Отряд приближался. Все те же латники, что увезли ее Севера. Соня насчитала десять человек. Девушка не знала, что сообщили о них дозорные, но, судя по всему, двух старушек сочли не опасными, ведь за воином, бежавшим из ущелья Духов, отправилось полсотни латников.

Они успели проехать половину пути между третьим и четвертым «пальцами», когда предводитель отряда поднял руку, и всадники резко остановились. Гана тут же натянула поводья. Лица девяти всадников не выражали ничего, словно происходящее никак не касалось воинов, и только предводитель позволил себе проявить интерес, рассматривая непрошеных гостей.

Впрочем, дряхлые старухи заинтересовали его гораздо меньше, чем кони. Он окинул восхищенным взглядом восьмерку великолепных животных и удовлетворенно кивнул: хороший подарок он сделает сегодня своему владыке, а повелитель никогда не забывает тех, кто верно, а главное — с пользой, служит ему.

Затем он посмотрел на карету и ею тоже остался вполне доволен. Она не выглядела роскошной, но наметанный глаз воина сразу отметил крепкие дубовые окованные шипованной сталью колеса, которые позволяли повозке оставаться устойчивой даже на самых крутых поворотах, а с мягкими рессорами даже капризным ездокам можно было не бояться плохих дорог. Таким, скажем, как та, премерзкого вида старушонка, что развалилась на сиденье. Страшная, как дочь Ксотли. Впрочем, и возница ничуть не лучше. Он хотел было отдать приказ прибить старух, но тут ему пришла в голову необыкновенно удачная мысль: они настолько уродливы, что, пожалуй, стоит оставить им жизнь. Наверняка повелитель останется доволен, а если нет, то свернуть шею столетней карге может и ребенок.

Он еще раз окинул старух взглядом: сморщенная, бледная, как на жабьем брюхе, кожа, синюшные губы, коричневые чудом уцелевшие зубы, желтые ногти на узловатых пальцах.

— Откуда и куда путь держите, добрые женщины? — не без ехидства поинтересовался он.

— Из Кара-Зуда в Янайдар, красавчик! — важно прошамкала бабка, что небрежно развалилась на сиденье, а вторая, на козлах, не к месту загоготала, распахнув уродливую пасть.— Мы жрицы Затха и прибыли сюда, чтобы увидеться с владыкой Уру! Сделай милость, не задерживай нас!