Шрифт:
— Бежим… Лодка на берегу. Мы видели.
— Надо было одному остаться. Деда перехватить! — разозлился я. — Что друг за другом, как связанные, бегаете?
— Мы не догадались, — сказали они.
В общем, мы побежали во весь дух к реке. Прибежали, но ни деда, ни моторки уже не было. И никто не знал, куда он поехал — вверх по реке или вниз по течению.
Эх, близнецы-братья, Толя и Серёжа! Они так похожи друг на друга… Им нельзя ничего серьёзного поручить — обязательно всё на свете перепутают. И тот и другой.
Неприятности продолжаются
Ребята бегали по посёлку, искали друг друга и по одному приходили к дому бабки Агафьи. Как только открывали калитку, чтоб выяснить обстановку, их хватали и вели в читальный зал поселковой библиотеки имени Крупской. Я был записан в эту библиотеку, брал книги.
Навредила Зойка. Она ничего не знала ни про деда, ни про Паньку… Она решила, что мы задумали совсем другое.
Она пришла к бабке и что-то сказала нечаянно. Про сад. Наверное, бабка решила, что теперь весь отряд нападёт на неё, и побежала к дружинникам, нажаловалась, особенно на меня, сказала, что Колька Петренко хочет ей отомстить за тюбетейку.
Ребята устроили на нас засаду.
Так мы очутились в библиотеке.
В читальном зале лежали журналы. Читать их не разрешили. Стали стыдить и дознаваться: «Что задумали? Кто зачинщик?»
Ребята молчали. Зойка пальцем показала на меня:
— Это он, он! Мне не помог на забор залезть. Он ребятам тайну рассказал, а мне не рассказал.
Тут пришёл Димка, сосед, у которого был баян. Потом заявилась бабка Агафья и с порога запричитала: Товарищи, молодёжь! Что же такое, граждане? Нет защиты старому человеку от Кольки Петренко, коломенской версты. Забор сломал. Ходит, угрожает, деньги выманивает. Было дело.
— Никто у вас не выманивает! — закричали ребята. — Мы тимуровцами были. Мы хотели её перевоспитывать. За кефиром ей в магазин ходить.
— Без вас проживу, — разозлилась бабка. — Беспризорники, вам только в собачьем ящике на поездах ездить. Тимуровцы… Меня не обманешь. Я телевизор смотрю, знаю, кто такие тимуровцы. Они бесплатно сад окапывают, цветы поливают, песни играют… Вот до чего сознательные. Не вам чета, окаянным.
Агафья разволновалась, вынула пачку папирос «Север», достала одну папироску, попросила прикурить.
Ей сказали, что в библиотеке курить нельзя. Она обиделась. И набросилась на меня. Я-то при чём? Что я ей плохого сделал? Пусть курит. Это дружинники ей курить запретили, а не я.
— Ух, клеймёный! — подбежала она и схватила моё ухо, и стала крутить ухо, как ручку у крана. — Вымахал под потолок.
— Больно! — закричал я.
— Гражданочка, — возмутились дружинники. — Это вы бросьте! Вы не имеете права давать волю рукам. Мы сами разберёмся. Без кулаков.
— Друг за дружку стоите! — сказала Агафья. — Понятно. Ух, попался бы, застрелила бы его прямо из самого большого ружья. Тунеядец!
И она ушла. Правильно, что её не задержали. Ухо у меня стало красным и болело.
— Что скажешь, сосед? — важно спросил Димка! Может быть, ему нужно было бы рассказать про «святую воду», но я ничего не сказал, потому что ухо пухло.
— А ты не умеешь играть на баяне, — сказал я почему-то так, на зло. — Тебе медведь на ухо наступил. Чего нас держишь? Не имеешь права! Мы не трогали Агафьи. Вчера я один провинился, меня уже перевоспитали…
— Ну, хватит прощать жуликов, — оскорбился Димка. Он обиделся, что я ему про медведя и ухо сказал. — На Петренко слова не действуют. Сфотографируем его?
И меня сфотографировали. Зачем? Может, фотокарточку захотели подарить на память? Не нужна мне их фотокарточка.
Про два Синьора-помидора
Когда меня обижают, я лезу на забор. Залезу на забор и сижу… Смотрю на соседний двор. Если представить, что под тобой не забор, а спутник, что ты летишь на спутнике и видишь сверху, как по земле ходят люди, ты их видишь, они тебя не видят, и ты один в космосе… Почему-то после этого обида проходит.
Сегодня я тоже сидел на заборе. Смотрел на соседний двор, где под краном мыла ноги Лидка.
В соседнем дворе стоял двухэтажный деревянный дом. Он был старый, брёвна тёмные. В нём и жила Лидка. Ух, как я ненавидел Димку! Электрика с фабрики. Честное слово! Я так на него разозлился, что и Лидку теперь из-за него видеть не мог. Так бы ей и навредил.
Она помыла под краном ноги, надела тапочки и побежала в дом. У неё коса… Вот бы за косу дёрнуть, чтоб испугалась и завизжала!
Жила она на втором этаже. Я слышал, как шлёпали тапочки по деревянной лестнице. У окна она остановилась. И тут я увидел, как по тёмной стене дома запрыгал солнечный зайчик… Кто-то сигнал Лидке подавал зеркальцам.