Эти нотации Машку не очень огорчили — не привыкать ведь, — зато расстроила ее пятилетняя (а на вид даже семилетняя) девочка Тоня, которая, узнав, что Машку зовут Маша, стала нам рассказывать, что видела в кино картину «Маша и манная каша». Машка не поняла, о чем она говорит, и сразу же обиделась:

— Я не манная каша.

После чего эта Тоня всякий раз, как скатывалась, проезжала мимо Машки и тонюсеньким голоском пела:

— Ма-а-аша и манная ка-а-аша!..

Я сказал:

— А ты — Тоня на макароне.

Засмеялась, и всё. А Машка… Машка — та, против ожидания, обиделась крепко и надолго затаила обиду. Она не привыкла к такому отношению к себе. До сих пор девочки, и вообще дети, сулили ей только радости. В худшем случае — не хотели с ней играть. Уже подходя к дому, она несколько раз сказала:

— Не нравится мне эта девочка Тоня.

5 ЛЕТ 4 МЕСЯЦА

4.12.61.

На дворе всю ночь и все утро шел снег. Густо лежит — чистенький, славненький, мягонький… Крыши ослепительно белые. Но где-то по карнизу: «кап-кап-кап».

Занимались немецким и арифметикой. Машка уже может считать по-немецки до тридцати, знает, сверх того, больше двухсот немецких слов. По-русски считала вчера до двухсот пятидесяти.

Долго вчера гуляли — в том же садике, что и накануне.

Машка опять каталась (пыталась кататься) с горки. И опять я больше, чем следовало, огорчался и раздражался. И радость ее не была полной.

Впрочем, была и чистая, неомраченная радость.

Как уже сказано, накануне ночью выпал густой снег. Не всех он порадовал, этот снег. В саду работала старуха, с забинтованной головой. Несколько раз я слышал, как она обращалась к парням и к большим мальчикам:

— Милый, помоги старухе, поработай немного.

Но всем было недосуг. Я думал предложить свои услуги и тоже — вспомнил, что все эти дни у меня было худо с сердцем, и не предложил. Но тут она сама подошла ко мне:

— Гражданин, помоги, дорогой, поработай немного!

Машка быстро взглянула на меня. И я сказал:

— Ладно, мамаша, давайте.

— Вот, возьми движок, очисти вот здесь — под скамейками.

Полчаса работал. И нисколько не трудно было.

А какая это была радость для Машки! Усталая, заморенная старуха в ее глазах превратилась в добрую фею: ведь и ей, Машке, тоже дали лопату, и она тоже полчаса работала, «помогала», и помогала, надо сказать, в полную силу.

Ничего, с сердцем все благополучно. А Маше — добрый урок. И может быть, этим мы «отчасти компенсируем» крики и прочие глупости, допущенные нами.

. . . . .

Перед сном говорила маме, что боится Бармалея и людоедов.

— Ну какие же, Машенька, людоеды? Где ты их видела? Тебе уже пять лет, а разве ты видела хоть раз человека, который бы ел детей и вообще других людей?! Нет людоедов.

— Нет есть! Мне папа говорил, что немного еще есть. Только они в Африке живут. И потихоньку едят. Дома, а не в столовой.

Когда я ей это говорил? Месяцев пять назад!

Что не надо — помнит, а что надо — забывает.

6.12.61.

Пришла Леночка Журба, которую мама и Маша встретили в парке и пригласили к нам.

Я уходил и успел только одну минуту полюбоваться Машкиной радостью. Видел, как она вела по коридору — из ванной в столовую — эту большую, грустную, немного неуклюжую, скованную в движениях девочку.

Да, времена меняются! Давно ли Маша была крохотной приготовишкой, обожавшей почти взрослую Леночку. И вот они почти сравнялись. А кое в чем Машка и обогнала Леночку. Правда, образованностью своей она щеголяет осторожно, деликатно, так как Леночка для нее по-прежнему кумир. Но все-таки щеголяет. Угощая Леночку чаем, сказала:

— Бери брот.

И тотчас, как бы между делом, пояснила:

— Это по-немецки.

. . . . .

Третьего дня, отправляясь с мамой на прогулку, взяла с собой лопатку. Лопата большая, неудобная, тащить ее трудно. Мама говорит:

— Ну дай, я понесу.

Машка мрачно ей отвечает:

— Что ты, не знаешь разве, что маленькие дети сами должны носить свои игрушки, а не заставлять взрослых таскать?

. . . . .

Что-то сказала маме. Та не расслышала, переспросила:

— Что? Не слышу…

— Интересно, о чем ты думала в этот момент, — не без ехидства говорит Машка. И другим тоном поясняет: — Это мне папа так очень часто говорит.

Сегодня солнечный день. Тает. С санками не погуляешь.

7.12.61.

Очень любит «удивлять».

«Самолюбие, переходящее в тщеславие», — говорит мама.

Ест вяло, то и дело подхныкивает:

— Не хочу!..

На лице усталость и отвращение. А тарелка еще на три четверти наполнена вегетарианским супом.